Толкование сновидений. Введение в психоанализ

Если, таким образом, отрезанность от внешнего мира является определяющим моментом преимущественного содержания сновидения» то необходимо привести в связь с этим некоторые остроумные замечания Бурдаха, освещающие взаимоотношения спящей души с внешним миром и способные удержать от преувеличения вышеупомянутых отклонений. «Сон происходит лишь при том условии, – говорит Бурдах, – что душа не возбуждается чувственными раздражениями, …но условием сна служит не столько отсутствие чувственных раздражении, сколько отсутствие интереса к ним: некоторые чувственные восприятия даже необходимы постольку, поскольку они служат успокоению души: мельник может заснуть лишь тогда, когда слышит звук жернова; тот, кто привык спать со свечой, не может заснуть в темноте» (с. 457). «Гаффнер предпринял попытку, аналогичную попытке Дельбефа, объяснить деятельность сновидения изменением, которое должно явиться результатом отклоняющегося от нормы условия в функции ненарушенного душевного аппарата, бывшей до этого правильной; но он описал это условие в несколько иных выражениях. По его мнению, первым признаком сновидения является отсутствие времени и места, то есть эмансипация представления от присущего индивиду положения в смысле времени и места. С этим связана вторая основная характерная для сновидения черта: смешивание галлюцинаций, воображения и фантастических комбинаций с внешними восприятиями. „Так как совокупность высших душевных сил, в особенности образование понятий, суждений и умозаключений, с одной стороны, и свободное самоопределение, с другой стороны, присоединяются к воспринимаемым органам чувств фантастическим образам и имеют эти последние во всякое время своей основой, то и эта деятельность принимает участие в беспорядочности представлений в сновидениях. Мы говорим, что они принимают участие, так как сами по себе наша сила суждения, равно как и наша сила воли, во сне нисколько не изменяются. Судя по этой деятельности, мы столь же рассудительны и столь же свободны, как и в бодрственном состоянии. Человек и в сновидении не может отказаться от законов мышления, то есть он не может считать идентичным то, что представляется ему противоположным. Он и в сновидении может желать лишь того, что он представляет себе как нечто хорошее (sub ratione boni). Но при применении законов мышления и воли человеческий дух вводится в сновидений в заблуждение благодаря смешиванию одного представления с другим. Таким образом, происходит то, что мы в сновидении допускаем и совершаем величайшие противоречия, в то время как, с другой стороны, мы создаем самые глубокомысленные суждения и самые последовательные умозаключения и можем принять самые добродетельные и благочестивые решения. Недостаток ориентировки – вот тайна полета, которым движется наша фантазия в сновидении, и недостаток критического рассуждения, равно как и общения с другими людьми, является главным источником безграничных экстравагантностей наших суждений, а также наших надежд и желаний, проявляющихся в сновидении“ (с. 18).

Ср. «Desinteret», в котором Клапаред (1905) находит механизм засыпания.

«Душа во сне изолируется от внешнего мира, отходит от периферии… Однако связь не совершенно нарушена. Если бы субъект слышал и чувствовал не в самом сне, а только по пробуждении, то его вообще нельзя было бы разбудить». «Еще убедительнее наличность ощущений доказывается тем, что спящий субъект пробуждается не всегда только чувственною силою впечатления, а психологическим соотношением последнего; безразличное слово не пробуждает спящего, если же его назвать по имени, он просыпается… Душа различает, таким образом, во сне чувственные восприятия… Поэтому, с другой стороны, можно разбудить субъекта и устранением чувственного раздражения: так, субъект просыпается от угасания свечи, мельник от остановки мельницы, то есть прекращения чувственной деятельности, а это заставляет предполагать, что деятельность эта перципируется, но так как она безразлична или, скорее, даже доставляет удовлетворение, то она не тревожит душу» (с. 460 и сл.).

Если мы исключим эти довольно существенные возражения, то должны будем все же признать, что все вышеупомянутые свойства сновидений, проистекающие из изолированности от внешнего мира» не могут всецело объяснить чуждости сновидений нашему сознанию. Ибо в противном случае можно было бы совершать обратное превращение галлюцинаций сновидения в представления и ситуации – в мысли и тем самым разрешить проблему толкования сновидений. Мы поступаем так, воспроизводя в памяти по пробуждении сновидение, но, как ни удачно протекают иногда эти обратные превращения, сновидение все же сохраняет обычно свою загадочность.