Толкования Ветхого Завета

(99) Настолько священна природа седмицы, что именно ей принадлежит исключительная роль в сравнении со всеми остальными числами в десятерице. Ведь из них одни производят, но сами не производятся, другие производятся, но сами не производят, третьи — и то, и другое: и производятся, и сами производят. И только седмица не принадлежит ни одной из этих разновидностей[303]. Правомерность этого следует подтвердить доказательством. Так, единое производит все последующие числа, само не являясь производным ни от чего. Восемь есть производное от четырех, взятых дважды, но само не производит никакого числа в десятерице. В свою очередь, четыре принадлежит к обоим разновидностям — производящих и производимых, ведь, удваиваясь, оно производит восемь, а делясь на два, — два. (100) Семь же, как я сказал, — единственное число, которое по своей природе не производится и не производит. По этой причине прочие философы уподобляют это число родившейся без матери деве Нике[304], которая, как говорят, появилась из головы Зевса, а пифагорейцы — владыке над всеми. Ведь непроизводящее и неприводимое в движение пребывает неподвижным, ибо в движении — становление[305], поскольку и производящее, и производимое — не без движения, первое — чтобы произвести, второе — чтобы быть произведенным. Только недвигающее и недвижимое есть главнейший властелин и владыка, подобающим образом которого следует считать седмицу. Свидетельствует в пользу моих слов и Филолай, сказавший так: «[Это число], есть владыка и властелин всего, бог единый, сущий всегда, единственный, неподвижный, сам себе подобный, иной всему остальному».

(101) В умопостигаемом седмица являет неподвижное и бесстрастное, а в чувственном [сообщает] главную и самую существенную способность движениям планет[306], посредством которых все земное движется к совершенству, а также — круговращениям луны. Как это происходит, следует рассмотреть. Число семь в сумме последовательных [входящих в него чисел] производит двадцать восемь[307] — число совершенное, равное своим составным частям[308]. А это производное число задает круговращения луны, от него она начинает увеличиваться в своих видимых очертаниях, к которым и возвращается, когда снова начинает уменьшаться. Ведь она увеличивается от первого появления месяца до половинной своей части в течение семи дней, затем в следующие семь дней она достигает полноты, и затем снова возвращается, следуя тем же путем, от полноты к половинной части, снова в течение семи дней, затем — к виду месяца за такое же количество дней, из всех них и составляется указанное число.

(102)[309] У тех, кто имеет обыкновение употреблять слова в их собственном смысле, седмица называется осуществительной, поскольку ею все осуществляется. Убедиться в этом можно из того, что всякое имеющее форму тело имеет три измерения — длину, ширину и высоту, и четыре границы — точку, отрезок, плоскость и пространство, из которых в сумме получается седмица. Было бы невозможно измерять тела седмицей согласно сумме трех измерений и четырех границ, если бы не получалось так, что идеи самых первых чисел — одного, двух, трех, четырех, из которых образуется десятерица, — не обнимали бы сущности седмицы. Ведь указанные числа имеют четыре границы — первую, вторую, третью, четвертую, и три деления: первое — между одним и двумя, второе — между двумя и тремя, третье — между тремя и четырьмя.

(103) Независимо от сказанного со всей очевидностью являют осуществительную способность седмицы и возрастные деления людей — от младенчества до старости, которые ею измеряются. Так, в первое семилетие бывает появление зубов, во второе — пора, когда можно производить семя, необходимое для рождения, в третье — рост бороды, в четвертое — прибавление в силе, в пятое — время брака, в шестое — расцвет умственных способностей, в седьмое — совершенствование и умножение одновременно ума и речи, в восьмое — достижение совершенства в том и другом, в девятое — снисходительность и кротость, когда страсти уже совсем усмирились, в десятое — желанный конец жизни, хотя [необходимые для жизни] органы тела еще сохраняются. Ведь долгая старость любит уменьшать и убавлять каждый из них. (104)[310] Эти возрасты описал и Солон, законодатель афинян, который сочинил такую элегию: