Толкователь болезней

Но я не могла больше есть. Лишь украдкой посматривала на мистера Бирсаду, сидевшего рядом со мной в оливковом пиджаке, — он спокойно делал углубление в рисе, чтобы положить туда чечевицу. Совсем иначе я представляла себе человека, обремененного столь тяжкой тревогой. Не потому ли он всегда так безупречно одевается, чтобы быть готовым с достоинством встретить самые трагические известия или даже в любую минуту посетить похороны? А еще мне подумалось: что бы случилось, если бы на экране появились все семь его дочерей — улыбаются, машут с балкона и посылают отцу воздушные поцелуи. Вот бы у него свалилась гора с плеч! Но такого не будет.

В тот вечер, положив в шкатулку пластмассовое яйцо с коричными сердечками, я не испытала обычного торжественного удовлетворения. Я старалась рассеять печальные мысли о мистере Бирсаде в его пахнущем лаймом пальто, напоминавшем о мятущемся, изнывающем от пекла войны мире, в который несколько часов назад мы заглянули из нашей ярко освещенной, устеленной ковром гостиной. И все же ни о чем другом я думать не могла. У меня подводило живот, когда я гадала, не примкнули ли его жена и дочери к текущей через границу ревущей толпе, что то и дело мелькала на экране. В попытке отогнать этот образ я оглядела комнату — кровать под желтым балдахином, сочетающимся с оборчатыми занавесками, фотографии нашего класса в рамках, развешанные по стене, оклеенной бело-фиолетовыми обоями, карандашные надписи возле двери стенного шкафа, где папа каждый год в день моего рождения отмечал, насколько я выросла. Но чем больше я старалась отвлечься, тем сильнее убеждала себя, что семья мистера Бирсады, скорее всего, погибла. И наконец я взяла из шкатулки квадратик белого шоколада, развернула его и сделала то, чего раньше не делала никогда — положила шоколадку в рот, дождалась, пока она полностью растает, и, медленно глотая, стала молиться, чтобы родные мистера Бирсады были живы и здоровы. Прежде я никогда ни о чем не молилась, меня такому просто не учили, но сейчас решила, что в данных обстоятельствах должна это сделать. Зайдя перед сном в ванную, я только притворилась, что чищу зубы, опасаясь, что, если смою остатки шоколада, молитва не подействует. Я сполоснула щетку, переставила тюбик с пастой, чтобы родители не задавали лишних вопросов, и заснула, ощущая сладость на языке.

В школе никто не говорил о событиях, за которыми так усердно следили в нашей гостиной. Мы продолжали изучать Войну за независимость, узнали о несправедливости налогообложения без представительства и затвердили наизусть отрывки из Декларации независимости. На перемене мальчишки разделились на две группы и сломя голову носились друг за другом вокруг качелей, изображая битву колонистов с «красными мундирами». В классе учительница миссис Кеньон часто показывала на карту, выдвигавшуюся, подобно киноэкрану, из верхнего края доски, чертила путь корабля «Мейфлауэр» или обозначала местонахождение колокола Свободы. Каждую неделю два ученика готовили доклад о каком-то эпизоде революции, и однажды меня вместе с подругой Дорой отправили в школьную библиотеку изучать подробности капитуляции англичан у Йорктауна. Миссис Кеньон записала нам названия трех книг. Мы нашли их сразу и сели за низкий круглый стол читать и делать заметки. Но я не могла сосредоточиться. Я вернулась к светлым деревянным полкам и подошла к секции «Азия». Там стояли книги о Китае, Индии, Корее. Наконец я нашла издание под названием «Пакистан: страна и люди», села на скамейку для ног и раскрыла его. Ламинированная обложка хрустнула. Я стала листать страницы, разглядывать фотографии рек, рисовых полей, мужчин в военной форме. Одна глава была посвящена Дакке, и я начала читать о ливнях и производстве джута. Когда в проходе появилась Дора, я изучала таблицу численности населения.

— Что ты тут застряла? Пришла миссис Кеньон, она проверяет, чем мы занимаемся.

Я слишком громко захлопнула книгу. Нарисовалась миссис Кеньон, заполнив узкий проход ароматом духов, и подняла книгу за верх корешка так, словно это был волос, приставший к моему свитеру. Взглянула на название, потом на меня.

— Эта книга имеет отношение к твоему докладу, Лилия?

— Нет, миссис Кеньон.

— В таком случае не вижу причин в нее заглядывать, — изрекла учительница и поставила книгу на полку. — Не возражаешь?