Толкователь болезней

По прошествии двенадцати минут Дев открывал глаза, словно и не спал, и улыбался ей с огромным удовлетворением, которого сама она не испытывала. «Лучшие двенадцать минут за неделю», — и он вздыхал, поглаживая ее икры. Потом выпрыгивал из кровати, натягивал спортивные штаны, зашнуровывал кроссовки. Направлялся в ванную и чистил зубы указательным пальцем — говорил, так умеют делать все индусы, чтобы избавиться от запаха сигарет во рту. Целуя любовника на прощание, Миранда иногда улавливала свой запах в его волосах. Но она знала, что его легенда — дневная пробежка — позволяет Деву, не вызывая подозрений, вернувшись домой, сразу же принять душ.

Кроме Лакшми и Дева, из индийцев Миранда знала лишь семью Дикшит, жившую в районе, где она выросла. Вызывая насмешки всех окрестных детей, включая Миранду, но исключая младших Дикшитов, мистер Дикшит вечерами бегал по извилистым улочкам их квартала в рубашке и брюках — одни только дешевые кеды смотрелись к месту. Каждые выходные вся семья — мать, отец, два мальчика и девочка — грузилась в машину и уезжала, никто не знал куда. Мужчины ворчали, что мистер Дикшит плохо ухаживает за своей лужайкой, не сгребает вовремя листья, и все соглашались, что дом Дикшитов, единственный с виниловой обшивкой, портит вид квартала. Женщины никогда не приглашали миссис Дикшит посидеть вместе с остальными у бассейна Армстронгов. В ожидании школьного автобуса младшие Дикшиты стояли отдельно, остальные же дети бормотали вполголоса «Дикшиты-пердикшиты» и разражались хохотом.

Однажды всех окрестных ребятишек пригласили на день рождения к дочери Дикшитов. Миранда помнила тяжелый запах благовоний и лука в доме и кучу обуви, сваленную у входной двери. Но больше всего ей запомнился висевший на деревянной перекладине у подножия лестницы кусок материи размером с наволочку. На нем изображалась голая женщина с красным лицом, по форме напоминающим рыцарский щит, и огромными белыми миндалевидными глазами с точками вместо зрачков. Два круга с такими же точками посередине обозначали грудь. В руке она держала кинжал и размахивала им, а ногой попирала корчившегося на земле мужчину. На шее висело длинное, вдоль всего тела ожерелье из кровоточащих голов. Женщина показывала Миранде язык.

— Это богиня Кали, — весело объяснила миссис Дикшит и немного поправила перекладину, чтобы картинка висела ровно. Руки ее украшал нанесенный хной затейливый рисунок из зигзагов и звезд. — Проходи, будем торт есть.

Девятилетняя Миранда насмерть перепугалась и не могла притронуться к угощению. Много месяцев потом она страшилась даже ступать на ту сторону улицы, где стоял дом Дикшитов, а ей приходилось проделывать этот путь дважды в день, — направляясь к остановке школьного автобуса и обратно. Поначалу она пробиралась мимо жуткого дома, затаив дыхание; точно так же у нее перехватывало дух, когда школьный автобус проезжал мимо кладбища.

Теперь ей было за это стыдно. Теперь, в объятиях Дева, Миранда закрывала глаза и видела пустыни, и слонов, и мраморные павильоны, парящие над озерами при полной луне. Как-то раз в субботу, не зная, чем заняться, она дошла пешком до Сентрал-сквер, завернула в индийский ресторан и заказала цыплят тандури. Пока ела, пыталась запомнить слова и выражения, напечатанные внизу страницы меню: как сказать «вкусно», «вода» и «принесите, пожалуйста, счет». Незнакомые слова быстро вылетели из головы, и она стала время от времени захаживать в книжный на Кенмор-сквер, где в отделе литературы на иностранных языках осваивала по самоучителю бенгальский алфавит. Однажды она даже попробовала записать индийскую часть своего имени, «Мира», в органайзер: рука с трудом выводила непривычные буквы, то и дело останавливалась, поворачивалась и брала ручку по-другому — Миранда и не думала, что можно так держать ее. Следуя стрелкам в книге, она провела слева направо черту, с которой свисали буквы; одна больше напоминала цифру, другая выглядела как поставленный на вершину треугольник. Не сразу удалось добиться того, чтобы написанные ею буквы походили на образцы в учебнике, и даже тогда она не была уверена, что написала «Мира», а не «Мара». Миранде эти черточки представлялись просто каракулями, но ее вдруг поразило осознание того, что где-то в мире эти письмена имеют важное значение.

В течение недели она держалась неплохо. Работа отвлекала от грустных мыслей. Они с Лакшми стали ходить на обед в новый индийский ресторан за углом, за едой приятельница сообщала о последних событиях в семейной жизни двоюродной сестры. Иногда Миранда пыталась поменять тему; эти попытки напоминали ей, как однажды в колледже они с тогдашним ее бойфрендом сбежали, не заплатив, из переполненного блинного ресторана, просто чтобы проверить, удастся ли выйти сухими из воды. Но Лакшми упорно твердила свое.

— На месте сестры я бы полетела прямо в Лондон и пристрелила бы обоих, — заявила коллега однажды. Она разломила лепешку пападам^[6] на две части и обмакнула одну половинку в чатни. — Не понимаю, как можно просто сидеть и ждать у моря погоды.