Толкователь болезней

Каждый день миссис Сен стояла в сосновой рощице у большой дороги, где водитель школьного автобуса высаживал Элиота и еще двух-трех учеников, живших неподалеку. Мальчик догадывался, что миссис Сен всегда приезжала заранее, словно ей не терпелось повстречаться с человеком, которого она давно не видела. Ветер трепал волосы у нее на висках, пробор краснел свежим слоем киновари. Она носила темно-синие солнечные очки, крупноватые для ее лица. Сари, каждый день разной расцветки, развевалось из-под подола клетчатого пальто, что она надевала в любую погоду. Желуди и гусеницы испещряли асфальтовую дорогу, огибавшую жилой комплекс из дюжины совершенно одинаковых каменных домов, окруженных засыпанным декоративной щепкой пространством. Отходя от автобусной остановки, миссис Сен доставала из кармана пакет для сэндвичей и предлагала Элиоту очищенные дольки апельсина или подсоленный арахис, уже лущенный.

Они шли прямо к машине, и двадцать минут миссис Сен практиковалась в вождении. В бежевом седане с виниловыми сиденьями имелся АМ-приемник с хромированными кнопками, а на полке позади заднего сиденья лежали упаковка салфеток «Клинекс» и скребок для льда. Миссис Сен объясняла Элиоту, что не считает возможным оставлять его в квартире одного, но мальчик знал, что она боится водить и хочет, чтобы он сидел рядом с ней. Няню пугал скрежет стартера, и стоило ей нажать ногой в шлепанце на газ и повернуть ключ зажигания, как она закрывала руками уши.

— Мистер Сен говорит, что, как только я получу права, все утрясется. А ты что думаешь, Элиот? Жизнь действительно пойдет на лад?

— Вы сможете ездить в разные места, — предположил Элиот, — куда угодно.

— А смогу я поехать в Калькутту? Сколько времени это займет, Элиот? Шестнадцать тысяч километров по восемьдесят километров в час?

Мальчик не смог подсчитать в уме. Он наблюдал, как миссис Сен настраивала свое сиденье, поправляла зеркало заднего вида, поднимала очки на темя. Потом находила в приемнике станцию, передающую симфоническую музыку. («Это Битьховен?» — спросила она однажды.) Опускала окно со своей стороны и просила Элиота сделать то же самое. Наконец жала на тормозную педаль; с опаской, будто он мог укусить, бралась за рычаг переключения передач и с величайшей осторожностью выезжала задом со стоянки. Она объезжала жилой комплекс один раз, потом второй.

— Как мои успехи, Элиот? Я сдам экзамен?

Она непрерывно отвлекалась. Без предупреждения останавливала машину, чтобы послушать радио или что-то разглядеть на дороге. Проезжая мимо какого-либо человека, махала ему. Если в пяти метрах впереди видела птицу, то жала указательным пальцем на гудок и ждала, когда птаха улетит. В Индии, говорила она, водитель сидит справа, а не слева. Они медленно ползли мимо детской площадки, прачечной, темно-зеленых контейнеров для мусора, рядов припаркованных машин. Всякий раз, когда они приближались к рощице из сосен, где асфальтовая петля вливалась в оживленную дорогу, по которой неслись машины, миссис Сен наклонялась вперед, наваливаясь всем телом на тормоза. Проезжая часть была узкой, широкая желтая лента посередине разделяла полотно на две полосы движения — по одной в каждую сторону.

— Это невозможно, Элиот. Как я могу туда выехать?

— Надо подождать, пока не будет машин.

— А почему они не могут замедлить ход?

— Сейчас никого нет.

— А как же тот автомобиль справа, видишь? Смотри-ка, а за ним грузовик. В любом случае, мистер Сен не разрешает мне выезжать на большую дорогу без него.

— Вам надо повернуть и сразу прибавить скорость, — посоветовал Элиот. Его мама делала это, как будто даже не задумываясь. Когда он сидел рядом с мамой и машина плавно скользила в сумерках к дому на берегу, все казалось так просто… Тогда дорога была всего лишь дорогой, а другие машины — всего лишь частью пейзажа. Но когда он сидел рядом с миссис Сен под осенним солнцем, которое светило сквозь деревья, но не грело, он видел, как из страха перед тем же самым потоком автомобилей костяшки ее пальцев белеют, руки трясутся, а навыки английского дают сбой:

— Все эти люди — они слишком многие в этой стране.

Элиоту стало известно, что миссис Сен способны осчастливить две вещи. Первая: письмо от родных. У нее вошло в привычку после вождения проверять почту. Она открывала ящик, просила Элиота посмотреть, нет ли писем из дома, зажмуривалась и закрывала глаза руками, пока он перебирал счета и журналы, пришедшие на имя мистера Сена. Поначалу мальчик не понимал причин ее волнения. У его матери был абонентский ящик на почте в городе, и она забирала корреспонденцию так редко, что однажды им на три дня отключили за неуплату электричество. Прошло несколько недель, и Элиот обнаружил голубую аэрограмму, шершавую на ощупь, сплошь заклеенную марками с изображением лысого мужчины рядом с прялкой и усеянную почтовыми штемпелями.

— Вот это, миссис Сен?

В первый раз она бросилась обнимать мальчика, прижав его лицо к сари и обдав запахом нафталина и тмина, а потом выхватила письмо у него из рук.