Толковый словарь Эс Джей

Мы подходим к стеллажу с гигиеническими принадлежностями.

– Папа хотел дезодорант и крем для бритья, – напоминаю я.

– Да, да, хорошо. – Она показывает на коробку с тампонами. – Уже ведь недолго осталось, а? Может быть, совсем скоро?

Парень, который выбирал туалетную бумагу, обернулся в нашу сторону. Я хочу умереть. Почему бы ей не взять громкоговоритель и не сообщить об этом всему миру?

– Не смотри на меня так, Саман…

– Эс Джей!

– Не смотри на меня так, Эс Джей. Я просто спросила. Тебе уже тринадцать. Это должно скоро случиться. – Она подталкивает меня локтем и подмигивает.

Моя мама заслуживает дополнительные баллы за энтузиазм. Она считает, что тринадцать – это магическое число. Тринадцать лет – и я официально тинейджер. В тринадцать у меня должны начаться месячные (у мамы начались в тринадцать). В тринадцать у меня может прекратиться моя кожная болезнь из-за гормональной перестройки и всего этого (надеюсь, здесь она окажется права).

Мама бросает в тележку лак для волос, воск для укладки, салфетки для снятия макияжа и три бруска мыла. Берет лосьон с дозатором, изучает этикетку и кидает его следом.

– Наверное, надо купить тебе еще сорболиновый крем[4]. – Она говорит это таким голосом, типа «ну если нужно». Абсолютно нормально, что папе потребовался крем для бритья или дезодорант; нет проблем, если мама купит себе салфетки для снятия макияжа; но, если мне нужен сорболиновый крем, это всем причиняет колоссальные неудобства.

– Не волнуйся. Думаю, у меня еще есть.

– Хорошо. – Мама ставит флакон обратно. – Куплю его в следующий раз, когда поеду в город. Здесь он дороговат.

Девочка из моей прошлой школы в Брокен-Хилл[5], Изабелла Форсайт, пользовалась сорболиновым кремом. Я видела, как она снимала с его помощью макияж. Она накладывала крем густым слоем, размазывала и снимала детскими влажными салфетками. Изабелле не нужен сорболиновый крем. Ей вообще ничего не нужно. Изабелла ужасно прекрасна. Вокруг нее всегда камеры. Когда она рядом, вянут цветы на клумбах. Сорболиновый крем – последнее, что ей может понадобиться.

– Шампунь тоже придется купить в городе, – говорит мама, изучая следующую этикетку. – Эти все содержат лауретсульфат натрия.

– Лаурет что?

– Ну, знаешь, такое вещество, из-за которого у тебя на голове начинается зуд. Мы же не хотим, чтобы у тебя всё опять стало шелушиться.

Ах, это.

Мама сильно переживает о том, как я выгляжу. Она постоянно мне твердит, как надо себя вести и что первое впечатление много значит. Папа говорит ровно обратное. По его словам, главное – мозги, а не то, как ты выглядишь. Но он школьный учитель. А школьному учителю сказать такое – как нечего делать.

У меня была возможность понять, что папа от мамы реально недалеко ушел. Как-то он рассказывал мне историю своего знакомства с мамой. Начал с того, что увидел ее в баре, с копной мягких светлых волос, со сверкающими голубыми глазами, и тут же понял, что ему необходимо с ней поговорить. Она еще и рта не раскрыла, а ему уже было необходимо поговорить с ней. Я спросила: «А если бы мама оказалась страшилищем в бородавках, с большим крючковатым носом и кривыми зубами, ты бы всё равно хотел с ней поговорить?» Он засуетился и сменил тему.

Мама сворачивает с тележкой к ряду с туалетной бумагой и изучает стеллаж с какашечными билетиками (это мой брат Роун так их называет). Раздумывает, какие купить по выгодной цене. Я наклоняюсь и чешу лодыжку. Мама толкает меня локтем. Раньше она била меня по рукам, но теперь перестала. Когда я была маленькой, мама коротко обстригала мне ногти и упаковывала мои руки в варежки. Я теперь старше – пожалуй, она не сможет уже так просто меня связать.

Мы направляемся к рядам с молочной продукцией. Мама хватает упаковку йогуртов и несколько кусков сыра. У молочной витрины стоит высокая девчонка с темными кудрявыми волосами и длинными загорелыми ногами и изучает упаковку взбитых сливок. Она смотрит на меня.

Я знаю, что слишком таращусь. Но… Как бы я хотела такие ноги!

Девчонка ставит упаковку со сливками обратно на полку.

– Клевые кроссовки. – Она подходит ближе, чтобы рассмотреть мои «адидасы».

На одной ноге у меня розовые шнурки, на другой – зеленые. В Брокен-Хилл у всех были такие.

– Они просто бомба.

Я улыбаюсь.

– Спасибо. Они новые.

Мама тут же влезает:

– Я миссис Бэклер. Приятно познакомиться.

Девчонка смотрит на маму так, будто та заговорила с ней на суахили, и засовывает руки в карманы.

Мама нервно хихикает.

– Это моя дочь Саман… То есть Эс Джей. Мы недавно переехали из Брокен-Хилла.

– Я знаю вас, – спокойно сообщает девушка. Мама моргает. – Мой дядя Барри – риелтор. Вы въехали в учительский дом на берегу. Вид на океан, кухня-студия, воздушное канальное отопление, три спальни плюс кабинет, гараж на две машины.

У мамы отпала челюсть.

– Э-э-э, да, всё верно, – заикается она.

Девчонка поворачивается ко мне.

– Оливия Хамфрис. Все называют меня Лив или Ливви, выбирай. – Она выжидательно улыбается. – У тебя есть братья, верно?