Толлеус, искусник из Кордоса

Нужно было спешить. Широтон, неведомый, но такой манящий, ждал там, впереди, где края дороги сходятся в точку. Купцы, чинно восседающие на тюках с поклажей, доедут за восемь дней. Маршрут выверен в обе стороны: постоялые дворы и городки выстроились вереницей как раз на расстоянии дневного караванного перехода друг от друга. А всадник без поклажи покроет за день двойное расстояние и опять-таки устроится на ночлег с комфортом в придорожной гостинице. Очень удобно. Но не тогда, когда надо нарушить устоявшийся уклад. Толлеус, хоть и выехал из Беллуса с максимальным запасом, но задержался в пути. И теперь надо прибыть на место не за семь, а за пять дней. В принципе, реально, но остановки придется делать прямо посреди Тракта. И совершенно не остается запаса на возможные неожиданности. Старик удалился от Кордоса всего на два с половиной дня, при этом задержался на втрое больший срок. Пугающая тенденция. Все же искусник верил в свою удачу и был полон решимости преуспеть в своем начинании.

На груженой повозке, запряженной далеко не лучшими скакунами, сильно не разгонишься. Зато можно ехать дольше, до самой темноты. А провиант закупать по дороге.

Скрипя, телега уверенно катила вперед, оставляя за собой в пыли прямые линии следов с отпечатками подков посредине. Понукать лошадей не было смысла: они не выдержат быстрого темпа. Покупать других Толлеус не планировал — хорошие скакуны дорого стоят. И все же старику, сидящему сзади, казалось, что едут они слишком медленно. Проводив печальным взглядом ворону, которая в несколько энергичных взмахов крыльями обогнала путников, он грустно вздохнул. Чародей из видений умел летать. Он был быстр и свободен как ветер. А старик навсегда прикован к земле, как гад ползучий.

— А ты почему при бабке? — хрипло бросил старик в спину юному вознице и потянулся за флягой, чтобы промочить горло. Сделав несколько шумных глотков, он продолжил расспросы молчаливой спины. — Родители-то где? Живы?

Оболиус, насупившись, повернулся:

— Мамка пьет. А кто папка, не ведомо… Так что, почитай, сирота, — парень отвернулся с явным намерением прекратить беседу. Толлеус развел руками, мол, дело житейское, бывает. Все же он твердо решил побольше узнать о своем спутнике.

— Сабана тебя не очень-то жалует. Отчего не сбежал?

Парень поерзал на лавке и неохотно ответил:

— Отчего не жалует? Жалует… Воспитать хочет по-своему. А сбегать-то куда? Милостыню просить?

Толлеус пожевал губами, видя резон в таких словах. Наконец, он нашелся с ответом:

— Ты же вроде как к делу приученный, пошел бы в подмастерья. Что вообще делать-то умеешь?

Оболиус немного расслабился, когда вопросы ушли от неприятной темы:

— Да всякое. В поле со взрослыми могу, за скотиной ходить, в кузне помогал, на рынке стоял…

— Ты, наверное, с такими способностями и кашеварить можешь, и чародействовать? — пряча улыбку, спросил искусник. Однако рыжий пройдоха и бровью не повел в ответ на шутку и серьезно ответил:

— Не, готовкой бабка занимается. Да и не мужское это дело. А в ученики к чародеям — это много денег надо. Один предлагал. Говорит, у меня есть способности…

Искусник с новым интересом уставился на помощника. Какие способности рассмотрел неведомый чародей, не понятно. Но только аура совершенно не развита, слой маны тонюсенький. Увидев недоверчивое лицо старика, Оболиус с детским задором принялся защищаться:

— Правда! Я конструкты вижу! Честное слово!

Толлеус в раздумье склонил голову на бок. Если парень и правда без всякого обучения и специальной подготовки умеет пользоваться истинным зрением, то это дорогого стоит. Обычно ведь как? — Набирают группу потенциальных учеников из тех, у кого аура посильнее, да маны побольше. И пытаются научить видеть ауру и плетения. Проходит больше года занятий, прежде чем появляется результат и становится ясно, может ребенок стать искусником или нет. Причем в Кордосе это государственное дело, эмиссары регулярно посещают все города, за обучение денег не берут, даже кормят потенциальных учеников бесплатно. В Оробосе все пущено на самотек.

— Какая глупость! — пробурчал старик в ответ на свои мысли. Оболиус, который расслышал слова старика, вмиг раскраснелся и сжал кулаки:

— Смотрите! Вот отсюда сюда идет линия, и еще вот тут одна, и вот тут! — пацан стал водить пальцем по силовым линиям, приводящим в движение ноги голема. Приободренный кивками искусника, помощник разулыбался и вдруг нерешительно попросил:

Господин, а можно на вашем Пауке покататься? — и невинно захлопал длинными ресницами. Толлеус нахмурился:

— Как же ты им управлять собрался? Без посоха не получится! — наставительно подняв палец, произнес искусник. — На телеге катайся — все то же самое. И еще: никогда не трогай мой посох!

Видя, что оболтус равнодушно кивнул, пропустив его слова мимо ушей, старик повторил еще раз грозным голосом, чеканя слова:

— Никогда! Не трогай! Мой посох! — и, подумав, добавил: — Иначе хвост поросячий вырастет!

— Правда? — Глаза мальчишки зажглись настоящим восхищением.