Толмач

Тем не менее разрушить начатое на Дальнем Востоке великое дело – слава Всевышнему – не удавалось. Во-первых, строилась дорога – с издержками, но последовательно и неостановимо – по всем направлениям. Стремительно рос и переименованный в Харбин железнодорожный поселок Сунгари – могучее сердце всего маньчжурского транспортного узла. Россия настолько прочно закрепилась вдоль всей полосы отчуждения, что даже начала открывать в Китае собственные почтовые отделения – для начала в Порт-Артуре и Дальнем. Во-вторых, к марту удалось добиться вывода войск Дун Фусяна из Пекина, и уже в апреле напряженность в столице Поднебесной начала спадать.

Но главное, наши дипломаты все-таки сумели договориться с англичанами пока лишь о разделе сфер влияния: им – район реки Янцзы, а нам все, что севернее Великой Китайской стены. Лишь немногие знали истинную цену этой победы и лишь немногие понимали, сколь близко от жуткой и всепоглощающей войны только что прошла Европа. Но, слава Всевышнему, все обошлось, и ни голоса реакционеров, ни даже участившиеся провокации уголовного китайского элемента, наивно полагавшего противостоять КВЖД, уже не могли ни отменить этих явных успехов, ни затормозить величайшую стройку на всем континенте.

* * *

Поручик Семенов провалился в работу с головой. В отличие от Северной ветки дороги, где русские встречались разве что с кочевыми монголами, здесь, близ Порт-Артура, строительство Южной ветки КВЖД вызвало массу проблем. Не проходило и недели, чтобы недовольные «самоуправством» русских инженеров и строителей местные крестьяне не подымали очередного бунта, и в основе всего лежала земля.

Во-первых, дорога нет-нет да и проходила по землям местных крестьянских общин, и время от времени какой-нибудь немытый манза[11] вдруг обнаруживал, что его кровная землица теперь принадлежит без году неделя объявившимся здесь чужакам – да еще и русским. Бог мой, что тогда начиналось! Не помогали ни ссылки на межгосударственные договоры, ни обещания денежной компенсации.

Семенов до сих пор с содроганием вспоминал о бунте, произошедшем в бухте Дальнего. Тогда огромная, человек в четыреста, с обернутыми вокруг голов иссиня-черными косичками толпа шла на контору, возбужденно гудя и размахивая руками. В считаные минуты она смела казачью охрану из восьми человек и окружила контору, оформлявшую документы на выкуп земли.

– Успокойтесь, господа, – вышел к людям начальник дистанции, – все отчужденные земли непременно будут оплачены!

Он повернулся к толмачу – жуликоватому молодому китайцу.

– Переведи.

Тот начал быстро балаболить на своем, и толпа замерла, а затем – в один голос – охнула и, как единый огромный живой организм, повалила вперед. Сбросив начальника с крыльца, китайцы выломали дверь, ворвались в здание конторы, выбили стекла и принялись рвать и швырять из пустых окон написанные на чужом языке документы. И – бог мой! – как же они били этого переводчика!

Только спустя десять минут прибыли загодя вызванные Семеновым стрелки. Быстро и решительно разбив толпу бунтарей на части, они арестовали что-то около двухсот человек, однако до суда дело так и не дошло. Во-первых, оказалось, что толмач неверно перевел сказанное начальником дистанции. А во-вторых, выяснилось, что геодезисты немного ошиблись и определили размеры реквизированных земельных участков общины не совсем точно. Это и дало местной администрации повод, чтобы замять все дело.

А вообще со здешней администрацией была просто беда. Даже те крестьяне, что волей-неволей соглашались на отчуждение участков, обещанных денег, как правило, не получали – все переданные Министерством финансов России средства через раз оседали в карманах китайских чиновников. И это возбуждало туземное население против русских еще сильнее, а когда – не приведи бог – дорога проходила по отеческим могилам китайцев, кричать «караул» приходилось в самом прямом смысле.

Так, в районе Телина инженера Серединского уже при въезде в деревню встретили угрожающим барабанным боем и трубными звуками. Все здешние крестьяне – от мала до велика – высыпали навстречу отряду, а староста деревни гневно и недвусмысленно заявил, что никакого строительства без прямого приказа сверху не допустит. И даже спустя четыре дня, когда у Серединского были на руках все необходимые документы, ему понадобилось вмешательство солдат и китайских чиновников.

Так было повсюду. Как ни парадоксально, железная дорога лишала работы и пропитания тысячи семей – и крестьянских, и особенно тех, что специализировались на извозе и содержании постоялых дворов. В Удзюмучине даже ламы по всем своим храмам умоляли небесные силы отклонить путь русских от отеческих земель, и порой казакам Охранной стражи приходилось буквально с боем отгонять местное ополчение от размеченной геодезистами полосы отчуждения.

И вот тогда появлялись первые человеческие жертвы. Где-то стреляли в часовых, а где-то против казаков выступали даже солдаты армии Поднебесной – чаще всего пытаясь освободить арестованных казачьей охраной смутьянов.