Толстая тетрадь

— Леони каждый день приносила мне немного вина. Но она уже несколько дней болеет.

Лукас говорит:

— Прошу у вас прощения, отец мой.

— Прощения? За что? Я не платил вам много месяцев подряд. У меня нет денег. Церковь отделена от государства, и мне больше не платят за работу. Я должен жить пожертвованиями верующих. Но люди боятся преследований за посещение церкви. К службе ходят лишь несколько бедных старых женщин.

Лукас говорит:

— Я не приходил не из-за того, что вы мне задолжали. Все хуже.

— Как это хуже?

Лукас опускает голову:

— Я о вас совершенно забыл. Я забыл про свой огород, про рынок, молоко, сыр. Я даже забыл про еду. Несколько месяцев я спал на чердаке, мне было страшно войти в спальню. И только сегодня, когда ко мне пришла маленькая девочка, племянница Леони, у меня хватило смелости туда войти. Она напомнила мне о долге по отношению к вам.

— Нет никакого долга, вы мне ничем не обязаны. Вы продаете свой товар, он дает вам средства к существованию. И если я не могу вам заплатить, естественно, что вы перестали поставлять мне продукты.

— Повторяю, дело не в деньгах. Поймите меня.

— Объяснитесь. Я вас слушаю.

— Я не знаю, как жить дальше.

Кюре встает, берет лицо Лукаса в свои ладони:

— Что с вами случилось, дитя мое?

Лукас качает головой:

— Мне нечего вам сказать. Это как болезнь.

— Понимаю. Что-то вроде душевного недуга, вызванного ранимостью вашего возраста, а может быть, и вашим непомерным одиночеством.

Лукас говорит:

— Может быть. Я сейчас приготовлю ужин, и мы вместе поедим. Я тоже давно не ел. Когда я пробую есть, меня рвет. Может быть, вместе с вами у меня получится.

Он идет в кухню, разводит огонь, ставит варить курицу с овощами. Он накрывает на стол, открывает бутылку вина.

Кюре приходит в кухню:

— Повторяю вам, Лукас, мне больше нечем платить вам.

— Надо же вам есть.

— Да, но и пировать ни к чему. Хватило бы нескольких картофелин и горсти кукурузы.

Лукас говорит:

— Вы съедите то, что я вам принес, и не будем больше говорить о деньгах.

— Я не могу этого принять.

— Легче давать, чем принимать, не правда ли? Гордыня — грех, отец мой.

Они молча едят. Пьют вино. Лукаса не рвет. После ужина он моет посуду. Кюре возвращается к себе в комнату. Лукас заходит к нему:

— Теперь мне пора уходить.

— Куда вы?

— Пойду бродить по улицам.

— Я мог бы научить вас играть в шахматы.

Лукас говорит:

— Не думаю, что я смогу заинтересоваться этой игрой. Она сложна и требует большой сосредоточенности.

— Попробуем.

Кюре объясняет игру. Они начинают партию. Лукас выигрывает. Кюре спрашивает:

— Как вы научились играть в шахматы?

— По книгам. Но сейчас я в первый раз играю по-настоящему.

— Вы еще придете сыграть в шахматы?

Лукас приходит каждый вечер. Кюре делает успехи, партии становятся все интереснее, но выигрывает по-прежнему Лукас.

Лукас снова спит в спальне, на большой кровати. Теперь он не пропускает рыночные дни, у него не скисает молоко. Он занимается скотиной, огородом, хозяйством. Он снова собирает в лесу грибы и хворост. Он теперь снова ходит на рыбалку.

В детстве Лукас ловил рыб руками или удочкой. Теперь он придумал, как увести рыб от основного течения реки и направить их в запруду, из которой они не смогут выбраться. Когда ему нужна свежая рыба, Лукас просто достает ее сачком.

Вечером Лукас ужинает с кюре, играет партию-другую в шахматы, потом снова отправляется бродить по улицам города.

Однажды ночью он входит в первый попавшийся кабачок. Раньше, даже во время войны, это было довольно приличное кафе. Теперь здесь мрачно и почти пусто.

Усталая и некрасивая буфетчица кричит из-за стойки:

— Сколько?

— Три.

Лукас садится за стол, испачканный вином и пеплом от сигарет. Буфетчица приносит три стакана местного красного вина. Она сразу забирает деньги.

Выпив свои три стакана, Лукас встает и уходит. Он идет дальше, до Главной Площади. Он останавливается возле магазина книг и канцелярских товаров, долго рассматривает витрину со школьными тетрадями, карандашами, резинками и несколькими книгами.

Лукас входит в кабачок напротив.

Здесь народу немного больше, но еще грязней, чем в прошлом кабачке. На полу слой опилок.

Лукас садится у открытой двери, через которую в помещение попадает немного воздуха.

За длинным столом сидят пограничники. С ними несколько девушек. Они поют.

Оборванный грязный старик подсаживается к Лукасу:

— Что-нибудь сыграешь, а? Лукас зовет официантку:

— Бутылку вина и два стакана! Старик говорит:

— Я не хотел, чтоб ты угощал меня вином, я просто хотел, чтоб ты сыграл что-нибудь. Как раньше.

— Я не могу играть, как раньше.

— Понимаю. Но ты все равно сыграй. Мне бы было приятно.

Лукас наливает вино:

— Пей.

Он достает гармонику и наигрывает грустную песню о любви и разлуке.

Пограничники и девушки подпевают.

Одна из девушек присаживается к Лукасу и гладит его по волосам.

— Смотрите, какой хорошенький. Лукас перестает играть, встает.

Девушка смеется.

— Ну и дикарь!

На улице дождь. Лукас входит в третий кабачок, спрашивает еще три стакана вина. Когда он начинает играть, люди поворачиваются к нему, потом снова утыкаются в стаканы. Здесь пьют, но никто ни с кем не разговаривает.