Читаем Толстой и Достоевский. Братья по совести (СИ) полностью

Толстой и Достоевский. Братья по совести (СИ)

1897 г.

«В начале января 1897 года Лев Николаевич как-то зашел к нам вечером (в это время семья Русановых жила в Москве. — В. Р.). […]

Бывшая у нас недавно вдова известного харьковского профессора Потебни рассказывала, что муж ее не любит Достоевского и Гоголя. Услышав об этом, Лев Николаевич заметил:

— Достоевского — это я понимаю; надо сказать, что как художник он часто невозможен. Но почему Гоголя — не понимаю. — Он помолчал и прибавил: — Люблю таких независимых людей с собственным мнением.

Когда Лев Николаевич собрался уже уходить, отец (Г. А. Русанов. — В. Р.) задал ему вопрос, действительно ли видел он сон, описанный им в конце «Исповеди».

— Да, я действительно видел его, — ответил Лев Николаевич…» (ТВ С. Т. 2. С. 78–79).

Из письма Л. Н. Толстого — Сократу Бырдину[147]

18 февраля 1897 г. Никольское

«Получил ваше хорошее письмо и порадовался тому христианскому, свободному, бодрому настроению, которым оно проникнуто, и вместе с тем испугался и продолжаю бояться за вас, — за то, чтобы вы не увлеклись борьбой, неизбежной в христианской жизни, но законной только тогда, когда человек поставлен в необходимость или отречься от того, что ему дороже жизни, или бороться (христианским орудием терпеливого перенесения гонений за неисполнение противных его сознанию требований), а не тогда, когда человек увлекается самой борьбой, борется для борьбы. Вот этого я боюсь за вас, милый Сократ, и против этого желал бы предостеречь вас. […] Я всегда вспоминаю Достоевского, который говорил о том, как смешно видеть человека, желавшего перевернуть весь мир и не могущего обойтись без папирос и готового на всё, только бы ему дали покурить. Я говорю не о курении, а о том, что самое важное не борьба, а то, чтобы орудия борьбы, т. е. люди, были сильны верою, были чисты, как голуби, и мудры, как змеи. А если люди будут таковы, то они без борьбы будут побеждать.

Так, например, я боюсь, чтобы распространение вами статьи о духоборах не вызвало бы против вас каких-либо репрессалий, которые огорчат ваших родителей и вами перенесутся, может быть, не так легко, как вы думаете.

Дело духоборов очень тревожит правительство, и на днях у моих двух ближайших друзей Черткова и Бирюкова был обыск, отобраны все бумаги, и сами они сосланы — один за границу, а другой в Курляндию.

Я не могу не бояться и не страдать за моих друзей, за те гонения, которым они подвергаются […]

Вот я и за вас боюсь и пожалуйста не распространяйте ничего, а вступайте в борьбу только тогда, когда вам нельзя будет поступить иначе. Пишу это вам, потому что полюбил вас. Пишите» (66, 25–26).

Владимир Федорович Лазурский

Из «Дневника»

14 февраля 1898 г.

«…За чаем он, полный интересов своего эстетического сочинения, говорил о том, что подбирает примеры из всемирной литературы для того, чтобы указать образцы истинного, по его мнению, искусства: 1) проникнутого христианским чувством, 2) объединяющего людей. Нашел и может указать лишь несколько произведений В. Гюго, Диккенса, Достоевского, Шиллера. О «Натане мудром» Лессинга еще подумает, перечитает» (ТВ С. Т. 2, С. 39).

Сергей Терентьевич Семенов (1868–1922)[148]

Из «Воспоминаний о Льве Николаевиче Толстом»

Конец 1898 г.

^{С. Т. Семенов}

«Когда открылся Художественный театр и вся Москва восхищалась «Федором Иоанновичем» Алексея Толстого, Лев Николаевич оставался в стороне один и удивлялся, как это могут люди так восхищаться такой посредственной, неоригинальной, фальшивой вещью…

— Я уверен, — говорил он, — что Федор Иоаннович был не такой, и Борис Годунов тоже.

Кто-то сказал, что Федор Иоаннович имеет много общего с «идиотом» Достоевского.

— Вот неправда, ничего подобного ни в одной черте. Помилуйте, как можно сравнивать «идиота» с Федором Ивановичем, когда Мышкин — это бриллиант, а Федор Иванович — грошовое стекло — тот стоит, кто любит бриллианты, целые тысячи, а за стекло никто и двух копеек не даст. У Алексея Толстого есть ценные вещи, но не драмы. Возьмите «Сон статского советника Попова», ах, какая это милая вещь, вот настоящая сатира, и превосходная сатира» (ТВ С. Т. I. С. 418–419).