После катастрофы мне понадобилось несколько лет, чтобы отвести правильное место моим знаниям и с готовностью открыть разум новому. Я не находил никаких научных объяснений тому, что пережил, поэтому и вернулся к моей семье и к шаманству. Теперь я был дальше от непреложных постулатов, чем когда начинал работать врачом. Мои родители, бабушки, дедушки и вековая традиция вели меня путями, которыми наука не ходит. А еще у меня был брат Хайме – тот, который задирал меня в детстве, но которому очень нравилось, что я так люблю придумывать новые игры и умею по-новому взглянуть на жизнь, по-новому действовать.
Я рад, что мать, решив вернуть меня к жизни, обратилась за поддержкой к Хайме. Мой брат и я были близки в детстве, но школа, девушки, разные друзья и разность интересов отдалили нас друг от друга. После того как мы женились, семьей для нас стали уже не родители, братья и сестры, а жены, дети и свойственники. Потом наши браки распались, дети выросли. Со временем моя жизнь изменилась до неузнаваемости, и мы с Хайме уже и признать-то друг друга могли с трудом. Понадобились годы, чтобы это наконец изменилось. Изменения начались, когда мы оба учились у Сариты, помогали ей исцелять людей и каждое воскресенье вместе с ее учениками практиковались в видении.
Воскресные занятия по видению представляли собой то, что и предполагает их название. Целый год каждое воскресенье по утрам группа из двадцати одного ученика собиралась в доме моих родителей, чтобы погрузиться в видение. Под видением подразумевалось многое. Нужно было долгие часы сидеть в неподвижности. Ум необходимо было успокоить, так чтобы мозг воспринимал все самостоятельно. Это было необычное обучение, часто оно проходило в состоянии транса, и тогда с каждым разом становилось все понятнее, что действительность – это видение.
В отличие от реальности бодрствования, в ночном сновидении нет никакой упорядоченности. Транс – это во многом то же самое; там нет никакого порядка, он не подчиняется никаким законам. Наши воскресные сеансы видения в то далекое время обычно длились довольно долго – так, что можно было войти в транс. Путешествие могло быть коротким, но могло занять и целый день. Моя мать тонко чувствовала потребности каждого ученика и подходила ко всем индивидуально. В один из таких дней, при ее заботливом наблюдении, я провалился в видение, длившееся, казалось, целую вечность…
Как только мой ум перестал сопротивляться, я обнаружил, что вместо гостиной моей матери стою в длинном коридоре, который заканчивается нишей с факелами, отбрасывающими на все колеблющийся свет. На стенах из красного гранита были высечены подробные изображения людей, животных и еще каких-то фигур – они были плохо освещены, и трудно было понять, что там. Бесчисленные символы, четко нанесенные строчками и столбиками, походили на какие-то священные тексты. Рисунки не были похожи на те, что оставляли мои ацтекские предки. Похоже, они принадлежали цивилизации, существовавшей в другом месте, видению, породившему тысячи других видений. Я решил, что попал в тайные катакомбы, спрятанные под одной из древнеегипетских пирамид. От залежей минералов в толще камня по моему телу побежало электричество, экзотические пряные ароматы будоражили мои чувства, вызывая образы забытого человечеством видения.
Несмотря на состояние транса, я был очень взволнован. Не важно, как я оказался в этом месте, оно сулило огромные возможности. Мое любопытство усилилось, когда появился высокий человек в белых одеяниях. Он был лысым, его гладкая голова блестела в свете факелов, придавая ему вид какого-то божественного существа. Некоторое время он разглядывал меня, потом заговорил голосом, исполненным бесконечного терпения.
– Знаешь ли ты, кто я?
Я не задумываясь ответил:
– Вы – верховный жрец.
– А знаешь ли ты, где находишься?
На этот вопрос ответить было не так легко.
– Я… наверное, здесь учат.
– Верно, – улыбаясь, сказал он. – Это место для обучения. Символы, которые ты видишь, послания, так тщательно вырезанные в камне, предназначены для тех, кто видит. Готов ли ты видеть и учиться?
Я был весь внимание. Это видение не имело ничего общего с той реальностью, в которой я жил, однако происходящее представилось мне более чем реальным.
– Да, я хочу учиться.
– Тогда ты останешься, – повелел его низкий голос. – Ты сосредоточишь все внимание на этих стенах с высеченными знаками и не уйдешь отсюда, пока не разберешь, что там написано.
Когда он произносил эти слова, у меня возникло множество вопросов, но не успел я и рта раскрыть, как он исчез. Я огляделся, не зная, с чего начать, и пошел по помещению, проводя пальцами по начертанным символам и пристально разглядывая стены. Я был очень взволнован, но и напуган не меньше. А что, если мне не удастся прочесть эти письмена? Что будет, если я не смогу их расшифровать? Если у меня не хватит ума, как смогу я когда-либо выбраться из этого бездыханного пространства?