Том 1

Всё это вещи, которыми Англия может гордиться, вещи, которые дают ей преимущество перед немцами и французами и которые я здесь заранее перечислил, чтобы добрые немцы с самого начала могли убедиться в моём «беспристрастии», ибо я знаю очень хорошо, что в Германии скорее можно говорить без церемоний о самих немцах, чем о какой-либо другой нации. И эти только что перечисленные вещи в той или иной мере являются темой всей многотомной и всё же крайне бесплодной и бесполезной литературы, написанной на континенте об Англии. Никому не приходило в голову углубиться в существо английской истории и английского национального характера, а как бедна вся литература об Англии — видно уже из того простого факта, что жалкая книжка г-на фон Раумера[196], насколько я знаю, слывёт в Германии за наилучшее сочинение по этому предмету.

Начнём с политической стороны, поскольку до сих пор Англию только с этой стороны и рассматривали. Исследуем английскую конституцию, этот, по выражению тори, «совершеннейший продукт английского разума», и будем держаться сначала, чтобы доставить ещё одно удовлетворение политику, чисто эмпирического пути.

Juste-milieu особенно ценит в английской конституции то, что она развивалась «исторически», т. е., говоря простым языком, что старая основа, созданная революцией 1688 г., была сохранена, и на этом фундаменте, как они это называют, продолжали строить дальше. Мы увидим далее, какой характер благодаря этому получила английская конституция; пока достаточно простого сравнения англичанина 1688 г. с англичанином 1844 г., чтобы доказать, что одинаковый конституционный фундамент для обоих — нелепость, невозможность. Если даже отвлечься от общего прогресса цивилизации, то политический характер нации сейчас совершенно иной, чем тогда. Test-Act, Habeas Corpus Act, Bill of Rights[197] были мерами, которые виги смогли провести благодаря слабости тогдашних тори и нанесённому им поражению и которые были направлены против этих тори, т. е. против абсолютной монархии и открытого или скрытого католицизма. Но уже в ближайшие пятьдесят лет старые тори исчезли, а их потомки приняли принципы, бывшие дотоле достоянием вигов; со времени воцарения Георга I монархическо-католические тори превратились в аристократическо-англиканскую партию, а со времени французской революции, впервые прояснившей их сознание, позитивные взгляды торизма стали всё больше сводиться к абстракции «консерватизма», к голой, безидейной защите существующего, — но и эта ступень уже превзойдена. В лице сэра Роберта Пиля торизм решился на признание движения, увидел шаткость английской конституции и идёт на уступки лишь для того, чтобы возможно дольше сохранить это прогнившее жалкое сооружение. — Виги проделали такую же значительную эволюцию, возникла новая, демократическая партия, и тем не менее фундамент 1688 г. якобы должен быть ещё достаточно широким и для 1844 года! Необходимым следствием этого «исторического развития» явилось то, что внутренние противоречия, составляющие сущность конституционной монархии и уже достаточно вскрытые в то время, когда новейшая немецкая философия стояла ещё на республиканской точке зрения, — что эти противоречия достигли в современной английской монархии своего крайнего развития. В самом деле, английская конституционная монархия есть завершение конституционной монархии вообще, единственное государство, где, поскольку в настоящее время это ещё возможно, настоящая дворянская аристократия отстояла своё место рядом с относительно очень развитым народным сознанием, и где поэтому действительно существует триединство законодательной власти, искусственно воссозданное и с трудом поддерживаемое на континенте.