Том 1

(Нарцисс Буше, посол Республики, никогда не упустит случая блеснуть титулом и звучным именем, которых, к его глубокому сожалению, лишен сам.)

Это, впрочем, пришло мне в голову потом. В тот момент я видел только турка, который пронизывал меня своими темно-синими глазами.

— Вы меня не узнаете, полковник? Мехмед-паша!..

«Мехмед-паша» здесь почти то же, что во Франции «граф Жан» или «маркиз Пьер». И потому посланник почтительно дополнил:

— Его превосходительство маршал Мехмед Джаледдин-паша, начальник политического кабинета его величества.

Начальник политического кабинета, иначе говоря — глава всех дворцовых шпионов?.. Нет, это решительно ничего не вызывало в моей памяти. Турок улыбался.

— Вспомните… яхта герцога д’Эпернон — «Лепесток Розы»!..

А! Я сразу вспомнил. Но здесь, в приемной султана, встреча была совершенно неожиданной.

Этой истории лет двенадцать: мое первое путешествие в Константинополь на борту «Лепестка Розы» за столько лет поблекло уже в памяти. Мы целую неделю стояли у Стамбула. И вот, накануне отъезда, д’Эпернон таинственно привел на борт какого-то странного человека, переодетого нищим. Это был впавший в немилость Мехмед-бей, считавший более благоразумным уехать из Турции. И вот Мехмед-бей снова в милости у султана! Он — паша, он — маршал и верховный начальник тайной полиции! Забавно!

Впрочем, Мехмед-бей мало изменился, и я его, наконец, узнал. Такого солдата нечасто встретишь. Он был строен, как копье, силен и гибок, как тигр, и смотрел на вас в упор своими дьявольски сверкающими глазами. При этом — широкий и выпуклый, точно панцырь, черкесский лоб и пышная кудрявая шевелюра с едва пробивающейся сединой… Этому маршалу не было и пятидесяти лет. И он не только придворный. В 1877 году Мехмед-бей служил в гусарах, и при Плевне под ним убили четырех лошадей! Мне рассказал все это д’Эпернон.

И вот он — глава шпионов! Удивительная страна!

Мы стояли в амбразуре окна. Мехмед-паша фамильярно опустил руку на мое плечо и заставил меня высунуться наружу. Перед окном дефилировали красные и зеленые зуавские полки.

— Сознайтесь, вам неприятно видеть меня начальником политического кабинета… Да, да! Это вполне естественно… Вы, французы, не любите шпионов. А между тем вы сами кто? Военный атташе… Тот же замаскированный шпион — не так ли? Послушайте, полковник, солдаты могут быть шпионами и все-таки оставаться честными людьми, где бы они ни были, во Франции или в Турции; их мундир издали выдает их врагу, всем врагам. Вы в своем небесно-голубом доломане не захватите нас врасплох; а Мехмед-пашу узнают за версту по его коню. Ну, я принужден с вами расстаться.

Его величество сейчас выйдет из Ильдиза. Я должен находиться у дверей экипажа. До свиданья!

Он сделал два шага к двери и вернулся:

— Самое главное забыл. Двенадцать лет тому назад вы спасли мне жизнь! Вы и ваши друзья располагайте мною, как вам вздумается, господин полковник.

Он ушел.

Через четверть часа я заметил его в императорском кортеже. Султан проезжал мимо полков, выстроенных в боевой готовности, мимо склоняющихся перед ним малиновых знамен — знамен Плевны, Кавказа, Фессалии. Великолепные лошади не хотели идти шагом. Их сдерживали изо всех сил. Экипаж был окружен сотней пашей с красными и зелеными лентами через плечо, и вся толпа бежала рысью, стараясь не отставать. Один только Мехмед Джаледдин не бежал. Ему достаточно было удлинить свой и без того огромный шаг.

Молитва султана окончилась. Муэдзин пропел с высоты минарета, и полки возвратились в казармы.

Почти без свиты промчался быстрой рысью экипаж султана. Я, наконец, дождался аудиенции, самой заурядной в мире…

У ворот Ильдиза стояла коляска посланника. Моей не было, она куда-то пропала.

Совершенно равнодушный к этому обстоятельству, Нарцисс Буше спокойно протянул мне руку.

— До свиданья, полковник! Что, нет вашей коляски? Не унывайте, найдется. До скорого свиданья, не так ли?

Его кучер погнал лошадей.

Приятно думать, что мы когда-то были самой изысканно-учтивой нацией Европы… Правда, это было давненько, во времена моей прабабушки!

Единственное извинение этого господина в том, что ему со мной не по пути. Он доедет до Топ-Ханэ, где его ждет каик, чтобы подняться вверх по Босфору. Посольство помещается еще в летнем дворце, в Терапии. Я живу в городе, на улице Бруссы: дипломатические традиции требуют, чтобы военный атташе оставался в Пере как летом, так и зимой. Но улица Бруссы в нескольких шагах от Топ-Ханэ, и пришлось бы сделать только небольшой крюк…

Как бы там ни было, а мне предстояло отправиться домой пешком — и в полной форме проделать двухчасовой путь. Пробило полдень — пять часов по турецкому времени.

Солнце жгло вовсю, и никаких признаков какого-нибудь экипажа на горизонте. Весело!

Вдруг чья-то рука легла на мое плечо.

— Как, полковник, вы пешком? А ваш посланник?

Мехмед-паша выходил в свою очередь из дворца. Его улан в каракулевой феске подвел ему коня.

— Мой посланник поехал в Терапию, маршал.

— Ага, правда.