Том 1

Евдоким(Баргузину). А ты не дыши… Ежели я сказал родила — значит, родила. (Весело.) Двойня, понимаете, мальчишки… шустрые. Крестить, октябрить, обуть, одеть, молока, кашки, русской горькой… Короче говоря, без сотни погибель. Настигло горе человека, он — к ударникам в коллектив: «Братва, выручай до получки!» — «В чем дело? — говорю. — Мигом!» В колокол. Два слова коллективу, сто рублей на бочку — и все мы кумовья. Проголосовано? Ну, ясно!.. Товарищ Баргузин, стой! Никто с места не сходи. Притча кончилась. Вы спрашиваете, почему тревога? Наш завод металл рожает. На мартенах, на термических печах, на агрегатах, прессовых установках, в прокатке, у закальщиков, у Знаменского в лабораториях — кругом… у них, у наших баб в точилке, рождается высокая сталь. Лопаются жилы, из самого твоего сердца текут слезы… (Замолчал.) Ну, что?.. Ну, что вы молчите, сукины сыны, когда я не могу говорить?.. Понимаете, не Баргузину деньги надо, а заводу надо отдать взаймы полмесячную заработную плату. Нам не на что выкупать детали. Части. И все лопается. Ну, что? Ну что вы молчите, когда я не могу говорить?.. Вот почему тревога, ударный коллектив! Ну?

Поднимается несколько рук.

Дуванов. Дай-ка… (Вскочил на стол.) Можно смолчать, конечно, но тогда незачем ставить агрегаты. Можно бросить завод, но тогда надо бросить партию большевиков. Можно не рожать нам тут металла — на кой он черт, за границей металла хватит, — тогда давайте открывать ворота интервенции.

Пока он говорит, кузнецы поднимают руки.

Евдоким. Проголосовано. Ударники сдали полумесячную зарплату заводу.

Лиза. Смотреть надо!

Евдоким. Куда?

Лиза. Точилка тоже голосовала.

Евдоким. Жена… Товарищи, в первый раз в жизни моя супруга не возражает против моего предложения.

Затемнение

Затем в полосе света один Давид.

Давид. Что такое? Ударники отдали заводу полумесячный заработок? Заводская пресса может отстать от массы?.. Зачем я стал редактором? Надо бежать! Надо догонять массу.

Затемнение

Мартеновский цех. Обычное движение работы, без слов. На первом плане — Имагужа и Степан.

Имагужа. Больна рука. Самый старший палиц апока стучал.

Степан. Самый старший палец?.. «Самый большой палец» надо говорить. Ты, Имагужа, учись читать, писать… Математику подучи. Мастером будешь.

Имагужа. Плавка благополучна кончим, на школа пойдем… Мастир, проба делать нада. Время пришел.

Степан. А?.. Время! Иди к печи. (Строго.) Смотри!

Имагужа. Пара глаз, пара дирка на нос. Каждым диркам смотрим. (Отходит.)

Степан(про себя). «Диркам смотрим»… Спал бы я теперь четыре года в лесу на сене.

Подходит директор.

Директор. Живой?

Степан. Живу.

Директор. Как проба?

Степан. Ничего не могу сказать… (Вдруг страстно.) Все, все, все — как, как, как?.. (В прежнем тоне). Ну чего вы смотрите? Ну разве я виноват?

Директор. Тебя учить надо, Степан. Химию ты плохо знаешь.

Появляется Кваша.

Вот я говорю — ему химию подучить надо.

Кваша. Да, директор, ему — химию, тебе — грамматику, мне — технологию. Нас всех учили понемногу. А результат… Теперь жилами платим. (Степану.) А особенно это тебя касается. Шестнадцать плавок. Знаменский скрутился… Сгорают люди на глазах!

Директор. Я его ночью увез. Осерчал.

Входит Знаменский.

Знаменский. Не осерчал. А протестую против террора.

Директор. Всё на заводе.

Знаменский. А что я, дома на стену буду бросаться? Сегодня последняя проба. Привет! Сталевар, как? Медь сами засыпали?

Степан. Сам.

Знаменский. Сами сортировали?

Степан. Сам.

Знаменский. Печь охраняют?

Степан. Да.

Сверху сбежал Глеб Орестович.

Глеб Орестович. Ага, Петр Семенович уже здесь! Товарищ Знаменский — тоже. Прошу!.. Степан, что же вы здесь стоите? Берите пробу. Директор. Уже?.. Ну-ка… Фу!..