Том 1

Первый. Пить, пить, товарищи! (Стонет. Что–то бессвязно лепечет.)

Второй. Что с тобой, друг? Кончаешься? Может, сказать что–нибудь хочешь?

Первый. Что сказать? (Судорога проходит.) Чепуха. Если ты запомнишь, что я скажу, а я уже буду падалью, то что мне с того? Дружба? Ерунда. Любовь? Чушь. Отечество? Обман. Все это — бумажные деньги, сплошной обман.

Молоденький солдат (ранен). Когда мы были на отдыхе, я пошел к проститутке. Первый раз в жизни. Она разделась, она была тугая, круглая. У меня дыханье сперло. Я взял да убежал, она мне вслед хохотала. И вот я умираю, так и не узнав женщины.

Томас (про себя, тихо). Я не умру. Я вернусь, чтобы все увидели то, что я вижу. Я заставлю их видеть.

Третий. Никогда не знал женщины этот малыш. Скажи пожалуйста! Когда лежишь и в тебе копошатся черви и ты превращаешься в прах, что толку, если у тебя было не меньше женщин, чем у кронпринца?

Четвертый. Умереть от жажды. Страшное дело. Надо же было, чтобы дьявол нас занес как раз на южный фронт. Досаднее всего, что приходится подыхать у этих макаронников.

Третий. Поглядите–ка на Вендта. Так ничего от него и не дождались. Трубили о нем в газетах, пили за его здоровье, кричали, что он необыкновенный парень. А он лежит и подыхает, и ни одной собаке нет до него дела.

Четвертый. И даже если бы у них хватило благородства не брать его и позволить ему писать свои стихотворения и произносить свои возвышенные речи, все равно, и он бы ничем не помог. Ни один человек в мире не может помочь.

Томас (про себя, сквозь зубы). Я не умру. Хорошо бы умереть. Но я не имею права. Я должен рассказать миру правду. Я должен перестроить мир.

Первый. Проклинать? Плакать? Молиться? Или… а–а…

Третий. Язык держать за зубами, тысяча чертей! Мутит от этой вечной трескотни. Просто голова кругом идет. И всегда долговязый заводит волынку. Не желаю больше слушать весь этот вздор.

Второй. Мне кажется, товарищ, тебе нечего кипятиться.

Третий. Почему?

Второй. Он уж на том свете, по–моему.

Четвертый. Бедняга. Самое лучшее для него.

Третий. Вот и трескотне конец. Теперь хоть подохнуть можно будет спокойно.

8

Кабаре. Господин Шульц, Анна–Мари, господин из австрийского

посольства. Мужчины, девушки. Со сцены доносится музыка

модных танцев и ритмическое шарканье ног танцующих.

Господин из австрийского посольства (аплодирует двумя пальцами), Пр–э–э–лестно! Пре–э–э–лестно!

Анна–Мари. Ну и лодыжки у этой козы. С такими лодыжками не лезут танцевать. Да еще горб на спине.

Господин Шульц. Да, Анна–Мари, у нас насчет этого ассортимент получше. (Хлопает ее по спине.)

Какой–то господин. В моем лице вы видите величайшего неудачника нашего столетия. До войны я жил в тропиках. Десятки лет занимался проблемой, как приспособить тропики для европейцев. Я изобрел систему центрального охлаждения для отдельных домов и целых кварталов. Вдруг… эта проклятая война, пришлось все бросить и вернуться. Что же теперь прикажете делать с моим центральным охлаждением здесь, в Центральной Европе, где даже летом требуется паровое отопление!

Анна–Мари. Ну, что это за танцы? Все как деревянные, как калеки. Мертвые они, что ли? (Кельнеру.) Капельмейстера сюда!

Тайный советник. Что вы задумали, сударыня?

Анна–Мари. Мне нужен настоящий темп.

Господин Шульц. Только подумать, милостивые государи и государыни: второй год мировой войны! Икра, шампанское, цветник прелестных дам, музыка, танцы, на фронте доблестные герои, сыны отечества, грудью своей защищают это отечество от вторжения врага. Чудесно, если вдуматься. Я и в самом деле начинаю верить в провидение. Словечко: наш великий небесный союзник, — это вам не шуточки. Выпьем же за великого союзника.

Пьют.

Господин Шульц. Кельнер, остудить еще шампанского.

Анна–Мари (вошедшему капельмейстеру). Сыграйте еще раз то же самое. Но в три раза быстрей. Я буду танцевать.

Тайный советник. Восхитительная идея, сударыня!

Анна–Мари. Идемте! (Уходит с одним из мужчин.)

Господин Шульц. Вакхические порывы приветствую. Тем более что в ней есть нечто от мадонны — и это частенько дает себя знать. Сильный привкус Гретхен, «Садовой листвы», «Сборника практических советов для женщин», «Журнала для домашних хозяек». В общем, предпочитаю тип Саломеи типу Лулу. А ваше мнение, многоуважаемый граф?

Господин из австрийского посольства. Конечно, дорогой господин фон Шульц, я считаю, что самое важное в девушке — темперамент. Только не рыхлая сдоба. Я — за стиль Кокошка.

Господин Шульц (шумно). Совершенно верно. Совершенно верно. Ваше здоровье, граф!

Тайный советник. Танцует очаровательно ваша малютка.

Господин Шульц. Сначала девочка никуда не годилась. То и дело впадала в возвышенный тон. Была близка с Томасом Вендтом, бунтарем. Остались кой–какие пережитки. Но сейчас она у меня великолепно объезжена. Не правда ли?

Тайный советник (не спускает с нее глаз). Да. В девочке чувствуется порода. Черт возьми! Вот это танец — так и пробирает тебя всего.