Том 1. Атланты. Золотые кони. Вильгельм Завоеватель

Все, кто сопровождал нас, упали на колени, прижав кулак к сердцу. Петруллос скинул капюшон. Он не обманывал нас! Она действительно была как заря… Больше того, в ее лице чудесным образом соединились кротость и властность. Это было лицо повелительницы, излучавшее нежность… Своим копьем она ткнула зверя в спину. Кабан обернулся и со скоростью снаряда, выпущенного из баллисты, бросился на белую лошадь, всадив ей в брюхо свои изогнутые клыки. Обезумевшая от боли лошадь поднялась на дыбы, потом резко осела и повалилась на бок, брыкая по воздуху ногами. Ощетинившись, кабан застыл на месте, готовый к защите. Шиомарра успела соскочить с лошади. Она неторопливо вынула из ножен кинжал и пошла прямо на зверя. Оскро не пытался остановить ее, он разрешил лошади отступить на несколько шагов, и на лице его застыла странная улыбка. Все присутствующие, включая кузнеца, казались окаменевшими. Дальнейшее произошло с быстротой молнии, и сложилось так, чтобы привести нас, ее и меня, к счастью и горю. Я нацелил свою рогатину и сделал выпад. Кабан кинулся на меня и напоролся горлом на острие рогатины. От сильного толчка обратный конец рогатины ударил меня в бедро и распорол кожу. Кровь хлынула из раны. В таком виде я и предстал перед Шиомаррой.

— Кто ты? — спросила она. — Я знаю всех в городе, а тебя никогда не видела.

Котус подбежал ко мне.

— Его зовут Бойорикс, мы пришли с юга, чтобы снова бороться с римлянами.

Как он угадал, что сам я, лежа раненый на поляне, не посмел бы солгать ей в тот миг? Он ответил ей за меня — и это была та самая роковая случайность, из которых и складывается наша судьба.

— Давно ли вы у нас?

— Неделю.

Она взглянула на Оскро.

— Ты ничего не сказала мне, — стал оправдываться он. — Я ждал твоих приказаний.

— А он бросился мне на помощь, не дожидаясь приказаний. Скачи назад, позови людей.

— Тебе больно? Прошу тебя, не храбрись… Помогите ему подняться.

Своим охотничьим ножом она приподняла оборванные края моих гетр и воскликнула:

— Отличная ссадина! Не шевелись!.. Но мы тебя выходим, нога будет, как новая… — И обернувшись, спросила: — Чего же ты ждешь, Оскро?

С преувеличенным рвением он поднес ко рту карникс и протрубил. Никто не ответил. Он дернул узду и скрылся. Шиомарра мягко поторопила своих людей:

— Отнесем обоих.

Петруллос и его подмастерья обрезали ветви кустов и соорудили двое носилок: для меня и для убитого зверя. На них меня несли до самого Верховного Дома. Шиомарра шла рядом и вела раненую лошадь, казавшись задумчивой. Несмотря на необходимость сдерживаться, я мог вдоволь насмотреться на нее. На полпути вновь появился Оскро вместе со своей свитой. Это был цвет Эпониака — благородные люди, носящие золотые украшения, вооруженные превосходными копьями и мечами.

— Вот тот, кто спас меня, — сказала королева.

— Он опередил меня, — попытался возразить ей Оскро. — Ты знаешь, что я с радостью отдам за тебя жизнь.

— Да, я знаю это. Но ведь это он убил кабана. Он оказался проворнее тебя. К тому же он не знаком со мной.

Если бы не рана на бедре, которая не давала мне пошевелиться, я, наверное, засмеялся бы, такую гримасу скорчил бедный Оскро, но вместо этого лишь стиснул от боли челюсти.

Наш въезд в город сопровождался звуками труб. Со всех сторон бежали люди, и скоро тушу кабана окружила радостная толпа, в центре которой Шиомарра отдавала распоряжения. Псы слизывали кровь со снега.

Глава IV

Слуги проводили меня в Верховный Дом, уложили, укрыли шкурами. Лекарь-друид пришел врачевать мою рану. Котус сидел возле, не смыкая глаз, он опасался, что в бреду я скажу что-нибудь лишнее. Только однажды ему пришлось отойти от моего ложа — когда сама королева пришла проведать меня. Негромко произнеся несколько слов, она отпустила своих людей и, стараясь не потревожить меня, села у изголовья. Шелковистые волосы коснулись моего лба…

Милая Ливия, в силах ли ты вспомнить это милое лицо? А струящиеся пряди волос по обе его стороны? Ноздри ее подрагивали, точно повторяли удары сердца. Рот был похож на лесной цветок. Шея напоминала лебединую. Кожа заставляла вспомнить о бархатной свежести лилий… Лебедем или цветком, вот кем она была… Ее тело вызывало одновременно благоговение и желание обладать им. Это была красота юности, в ореоле этой красоты она запомнилась мне навсегда. Но иногда ее взгляд мрачнел, причиняя мне боль, делался острым и безжалостным, как лезвие, вскрывающее плоть. А я не мог открыться ей… Меня остро мучил стыд. Сколько я лгал, полный отвращения к самому себе и ненависти к Цезарю, который втянул меня в это болото двуличия!

Я чувствовал себя обязанным сделать наконец выбор. Мысли мои приняли определенное направление. Я уже попал под воздействие чар Шиомарры. Когда она расспрашивала меня о прошлом, о моей стране, я обманывал ее только наполовину. Порой мне начинало казаться, что я на самом деле был когда-то Бойориксом.