Том 1. Атланты. Золотые кони. Вильгельм Завоеватель

К сожалению, многие события так и не нашли своего отображения на Байейском полотне. Впрочем, это немудрено: ведь его развесили на колоннах собора, в ограниченном пространстве, а стало быть, и длину полотна пришлось ограничить, так что на нем запечатлено далеко не все, что могло бы там быть. Хотя епископу Одону, человеку весьма горячего нрава, Роберу де Мортену, графу д'Э и нашему сенешалу Фиц-Осберну не сиделось на месте, и они порой корили Вильгельма за медлительность, герцог же ни за что не желал торопить события, несмотря на терзавшие его душу гнев и муку. Он все больше походил на того шахматиста, который, прежде чем продвинуть фигуру, долго разглядывает игральную доску, протягивает было вперед руку, но тут же отдергивает ее и, наконец, делает ловкий, основательно продуманный ход, приводя соперника в полное замешательство. От гонцов, коих было несметное множество, от челяди на приемах посланников и из разговоров, там услышанных, я сам — ибо Герар был в отлучке — узнал главные замыслы сира Вильгельма. Хотя, отвергнув дочь герцога, Гарольд нанес ему еще одно жестокое оскорбление, наш властелин, презрев бурные увещевания и пламенные призывы епископа Одона, решительно отказался от вторжения в Англию без заблаговременной подготовки к походу. У него было немало причин остерегаться дальних и ближних наших соседей, от которых не раз исходила угроза его владениям. Он не забыл свои юные годы, когда после отбытия Роберта Великолепного в Святую землю и после смерти его Нормандское герцогство охватывали кровавые смуты. И, дабы подобное не повторилось впредь, он обратился за поддержкой к французскому королю — но тот отказался вмешиваться в «чужие дела», чем сильно прогневил Вильгельма. Однако ему удалось заручиться нейтралитетом графа Фландрского, отца герцогини Матильды, и императора Германского. Засим он отправил посланника к датчанам, и датский принц Гадрада, величайший из воителей, каких только знала земля, стяжавший себе славу непобедимого, заключил союз с графом Тостигом, одним из братьев Гарольда-узурпатора, которого тот, на свою беду, изгнал из Англии. Гадрада с Тостигом должны были захватить Английское королевство с севера, а нам предстояло завоевать его с юга.

Но на этом Вильгельм не остановился. Он обратился за благословением к Папе Римскому, и тот, весьма польщенный его обращением, безоговорочно признал завещанное ему право на английский престол, равно как и действенность клятвы, произнесенной Гарольдом над Святыми мощами, и охотно благословил нашего герцога. Он послал ему хоругвь с образом Креста Господня и перстень с печаткою, внутри которой хранилась прядь волос первоапостола Петра — первого пастыря Церкви Христовой. Папа дал знать этим Вильгельму, что он может выступать в поход на Англию от имени Господа и покровителем ему в этом деле будет сам святой первоапостол Петр. Возрадовавшись папскому благословению, многие бароны укрепились в вере своей, поскольку прежде некоторые из них все же сомневались в праведности сего предприятия, думая, будто клятва, данная Гарольдом, была вырвана у него силой и что он, как ближайший родственник почившего в бозе Эдуарда, имеет больше прав на английскую корону. Однако же слово Папы враз разрешило все сомнения и развеяло домыслы.

А меж тем в Лондоне самозваный король издавал один за другим законы во благо своих народов, дабы заручиться их любовью и поддержкой. Однако корона не принесла ему вожделенного умиротворения и удовлетворения. Горькая, неуемная тоска омрачала его великую радость. А по весне, с появлением кометы, предвестницы больших бед, посеявшей ужас в сердцах слабодушных и поколебавшей даже самых стойких, ему и вовсе стало невмоготу. Сказывали, будто в небе Англии эту комету[62] было видно две недели кряду и будто у людей, глядевших на ее огненный хвост, тут же немели сердца, мутился взор и помрачался разум. И тогда многие близкие Гарольда поняли свою ошибку и пожалели, что отдали ему корону. А Гарольду приснился вещий сон: пригрезилось ему, будто на морском горизонте показался гигантский флот — несметное число кораблей, и форштевни их смотрели в сторону Англии. Это великолепно отображено на Байейском полотне: под троном Гарольда — целое скопище стругов, как бы материализующихся из страхов и тревог монарха-самозванца.

Сон этот и впрямь оказался вещим. По повелению Вильгельма все Нормандское герцогство принялось строить флот. В нормандских гаванях от Авранша до земли Ко — отовсюду собрали лесорубов, корабельщиков, плотников и кузнецов. Приближенные Вильгельма, даже самые знатные сеньоры, такие, как Роде де Бомон, Монтгомери, граф д'Э и сенешал, непрестанно наведывались на побережье и, не ведая устали, подбадривали, как могли, мастеровых людей, коих здесь было не счесть.