Том 1. День триффидов. Кукушки Мидвича

— Мой опыт в области инопланетных вторжений, — говорил Зиллейби, приступая к заправке знаменитого фирменного салата, — до сих пор обогащался из посторонних источников, а потому может быть назван гипотетически-безличностным или, еще лучше, безличностно-гипотетическим. — Он задумался, как бы пробуя сказанное на вкус, и продолжил: — Во всяком случае, этот опыт достаточно обширен, и все же, как ни странно, я не могу припомнить ни одного случая, который мог бы оказаться хоть чем-то полезным для нас. Все без исключения примеры хоть и малоприятны, но, скорее, примитивны, чем коварны. Возьмите, например, марсиан Уэллса. В качестве изобретателей луча смерти они еще кое-как смотрятся, однако в остальном их поведение совершенно обыденно: они просто-напросто ведут примитивную кампанию, используя оружие, на порядок превосходящее оружие противника. Впрочем, там мы могли хоть отвечать ударом на удар, тогда как здесь…

— Только не клади кайенский перец, дорогой, — сказала Анжела.

— Чего не класть?

— Кайенский перец. От него икота бывает.

— Верно, верно, а где сахар?

— Слева от тебя, дорогой.

— Ах, да… Так о чем это я?

— Об уэллсовских марсианах, — напомнил я.

— Ну, разумеется. Так вот, перед вами прототип бесчисленных вторжений. Супероружие, против которого человек будет храбро сражаться до тех пор, пока его не спасет какой-нибудь из нескольких возможных вариантов развития событий. Естественно, в Америке все, как всегда, больше и лучше.

Нечто совершает посадку. Из него вылезает Некто. Через десять минут, безусловно благодаря великолепным коммуникациям, столь характерным для этой великой страны, начинается паника на всем пространстве от океана до океана, дороги и города забиты бегущим населением. Кроме Вашингтона, разумеется. Там, по контрасту, колоссальные, неохватные глазом толпы стоят молча — бледные, но уповающие, устремившие взгляд к Белому Дому, в то время как где-то в горах Кэтскилл некий до поры до времени безвестный профессор с дочкой и грубоватым молодым ассистентом трудятся как безумные акушерки, обеспечивая появление на свет deus ex laboratoria[24], который спасет мир в последний момент… Вернее, за минуту до наступления такого момента.

В нашей стране, полагаю, сообщение о таком вторжении было бы принято, во всяком случае — в определенных кругах, с оттенком известного скептицизма, но, думаю, вы согласитесь, что американские писатели знают свой собственный народ лучше, чем мы.

И каков же в конечном счете результат? Да просто еще одна война.

Мотивации упрощены, оружие усложнено, но общий рисунок не нов. И, как следствие, ни один из прогнозов — ни спекулятивный, ни экстраполярный — ни в малейшей степени нам не подходят. Причем именно в тот самый момент, когда это явление произошло в действительности. Как подумаешь, так всех этих футурологов становится просто жаль, если учесть количество энергии, затраченной ими на прогнозы.

И Зиллейби с наслаждением принялся за салат собственного производства.

— Одна из моих вечных проблем, — заметил я ему, — заключается в том, чтобы угадать, когда именно вы говорите буквально, а когда — метафорически.

— На этот раз, уверяю тебя, можешь понимать все буквально, — вмешался Бернард.

Зиллейби бросил на него косой взгляд.

— Вот, значит, как? И никаких возражений? — удивился он. — Скажите-ка мне, полковник, а сколько времени прошло с тех пор, как вы впервые поняли, что вторжение — реальный факт?

— Лет восемь, примерно, — ответил ему Бернард. — А вы?

— Примерно столько же. Может, чуть-чуть побольше. Мне эта идея сразу же пришлась не по душе, не нравится она мне и сейчас, а дальше, вероятно, будет нравиться еще меньше. Но пришлось принять. Добрая старая аксиома Холмса, знаете ли: «Когда мы отбросим невозможное, то, что останется, каким бы невероятным оно ни казалось, и будет истиной». Я, однако, не знал, что так считают и в официальных кругах. И как вы решили поступить?

— Ну, мы постарались изолировать Детей, позаботились об их обучении.

— Н-да, и каким же чудным и полезным подарком для человечества это обернулось, смею сказать! А почему вы так поступили?

— Минуточку! — вмешался в разговор я. — Я опять запутался между буквальным и метафорическим. Вы что, оба всерьез полагаете, что Дети — вроде пришельцев? Что они происходят откуда-то из внеземных пространств?

— Видите! — оживился Зиллейби. — Никакой паники от океана до океана.

Здоровый скептицизм. Я же вам говорил!

— Именно так, — ответил мне Бернард. — Это единственная гипотеза, которую мой департамент не смог опровергнуть, хоть материалов у нас было побольше, чем у мистера Зиллейби.

— Ах, — воскликнул Зиллейби, внезапно весь обратившись в слух; вилка с салатом застыла в воздухе. — А не приближаемся ли мы к вопросу о таинственном интересе военной разведки к нашим делам?

— Думаю, теперь уже нет причин удерживать эти сведения, — согласился Бернард. — Я знаю, что вначале вы сами проделали немалую работу, пытаясь разобраться в причинах нашего интереса, мистер Зиллейби. Но думаю, вам не удалось подобрать к нему ключ.

— И каков же был этот ключ? — спросил Зиллейби.