— Понимаю, ваше благородие, — сказал старец Иов. — Все понимаю.
— Для связи со мной и для всех прочих дел у тебя есть Дюпин, который для сего нарочно мною выделяется. Ему все передавай. Он все обязан принять и доставить. Теперь второе дело.
Он подошел к столу и, выдвинув ящик, вытащил запечатанный сургучом конверт.
— Вот, — сказал он, подбрасывая его на ладони. — Сие письмо по дороге передашь из рук в руки коменданту Симонову. Если что нужно будет — он тебе поможет. От моего имени скажи, чтобы держались они до последнего, ибо я тоже недаром здесь все время провожу. — Он посмотрел на старца, на Дюпина. — Скажу вам, как людям острым и верным, — сюда идут войска из Астрахани. Четыре гусарских полка. Все на лошадях. С ними сорок пушек. Я же остался тут для закупки провианта, как войска придут, мы ударим на самозванца.
Дюпин молча кивнул головой. Старец посмотрел на Державина, и какая-то быстрая, почти неуловимая глазу гримаса прошла по его лицу.
— Сие тоже ваше высокоблагородие всем передать приказать изволит? — спросил после небольшой паузы.
Державин пытливо посмотрел ему в лицо и на минуту замедлил с ответом.
— Да, сие тоже надлежит распространять, — сказал он после минутного молчания.
— Четыре гусарских полка идут из Астрахани. А ваше высокоблагородие оставлены в Малыковке для того только, чтоб заготовлять фураж. Так?
Державин подошел к столу и спрятал письмо.
— Когда думаете ехать? — спросил он отрывисто. — Вам еще собраться нужно.
— Какие у нас сборы, ваше высокоблагородие. Завтра солнышко встанет, мы и тронемся.
— Так, ну идите отдыхайте, — сказал Державин. — Завтра получите письмо и деньги.
Он проводил их глазами и сел писать донесение Бибикову.
«Приехав десятого числа в Малыковку, — писал он, — где того ж числа приискан старанием 22, 11, 21, 11, 7, 21, 35, 15, 19, 8, 6, — и 9, 6, 21, 1, 22, 14, 17, 19, 8, 6[1]
и послан был сюда дворцовый красноярский крестьянин Василий Григорьев сын Дюпин для привозу ко мне с Иргизу старца раскольничьего Иова, на которого они надежду полагали, что он может исполнить положенное на него дело, почему тот старец ко мне сегодня и привезен. Я, изведав из слов его усердие к службе ея величества и испытав способность, а паче положась на тех, которые его представили, наложил на него дело, для которого я послан. Он, взяв с собой в товарищи вышеописанного Дюпина и еще одного ему надежнейшего, хотел исполнить следующее: 1) Разведать, в каком состоянии подлинно Яик, отдать от меня письмо к Симонову и от него прислать с одним из своих товарищей ко мне. 2) С другим своим товарищем идти в толпу Пугачева под Оренбург, там стараться разведать, сколько у него в толпе людей, сколько пушек, пороху, ядер, провианту и откуда он все сие получает. 3) Ежели его разобьют, куда он намерен бежать. 4) Какое у него согласие с башкирцами и с калмыками, и нет ли у него переписок с киргизами или с какими другими отечеству нашему неприятелями. 5) Стараться разведать все его нам злодейские мысли и о том, ежели что ко вреду нашему служить будет, давать знать нашим командам. 6) Не можно ли как его заманить куда с малым числом людей, дав знать наперед нашим, чтоб его живого поймать можно было».Державин дошел до седьмого пункта и остановился. То, о чем он должен был писать дальше, казалось ему таким естественным, когда думал об этом наедине с собой, сейчас, глубокой ночью, при свете свечей, было так страшно, что он несколько минут колебался, прежде чем переложить мысли на бумагу. Но эта мысль, случайно зародившаяся в его голове, все-таки должна была лечь на бумагу.