Том 1. Державин; Рассказы, статьи, очерки; Стихотворения

— Совершил грех, — говорил он коротко в таких случаях. — И вот хожу отмаливаю. Был и в Иерусалиме городе, был и в Вифлееме городе, и по морю Мертвому плавал, и на гору Елеонскую взбирался. Теперь иду в Соловецкую обитель.

Крестьяне смотрели на него, качали головой и вздыхая думали о преступлении, какое мог совершить этот ладный и хозяйственный мужичок.

Путешествуя, они старались узнать о Пугачеве.

Неожиданно путь их переменился.

Дело в том, что за последнее время прошли слухи, что Пугачев повернул к Яику.

Они переменили свой путь и к концу восьмого дня увидели огни крепости.

Глава восьмая. Слава

I

На этой главе кончается первая книга рассказов о поэте, следователе и подпоручике Гаврииле Романовиче Державине.

Весь март Державин ждал известий от Дюпина и старца Иова. Известия не приходили. Ломая голову, Державин думал о их судьбе. И вот в самом начале апреля возвратились посланный в Иргиз Герасимов и Серебряков. И хотя и они были нужны ему, Державин встретил их все-таки хмуро — это было не то, что он ожидал.

А лазутчики, запыленные и усталые, еле держались на ногах, рассказывали ему страшную новость.

— Вся степь, — сказали они, — занята злодейскими шайками, пугачевские наезды держат в руках все Поволжье. Может быть, даже Самара зажата в кольцо осады. Хуже всего, однако, дело обстоит с городом Яиком.

Отрезанный от мира, он несомненно доживает свои последние дни и не сегодня, так завтра, если не придет подмога, должен сдаться. Он должен сдаться, потому что в крепости нет снарядов, в городе голод и жители едят мертвечину. Он должен сдаться потому, что у него нет крепкого боеспособного гарнизона и не сегодня, так завтра кончатся снаряды. Он должен сдаться, если не придет подмога. А подмога не придет — неоткуда ей прийти в город Яик.

Это была поистине удивительная новость.

Не смея верить, Державин смотрел на лазутчиков. По его расчетам отнюдь не выходило так, что Яик доживает свои последние дни. Конечно, кто говорит, положение города, расположенного вдалеке от воинских баз, в местности, занятой врагом, не может считаться особенно блестящим. Нужен крепкий гарнизон, а отнюдь не те бледные, шатающиеся от усталости люди, который второй месяц сидят в его стенах. Нужно большое количество снарядов, склады, полные провианта, правильное сообщение с Казанью, регулярные подвозы, чтобы можно было начать репрессалий против бунтовщиков. Всего этого не было в Яике.

Но кто же говорит о репрессалиях? Разве он сам, подпоручик Державин, нападает? Разве ведет наступательную тактику его начальник генерал Бибиков? Нет, они сидят и ждут. Один — войск, секретных писаний и боевых припасов из Москвы, другой — вестей от лазутчиков и денег для их подкупа. Все это так.

Но именно и нет оснований опасаться за Яик.

Силы, жалкие на поле битвы, производят совершенно другое впечатление за стенами крепости. Осада — не нападение. Кроме того, генерал Мансуров, обладающий крепкой военной командой и орудиями...

Услышав о Мансурове, Серебряков махнул рукой.

— Команда Мансурова, — сказал Серебряков, — до сих пор не добралась до Яика и не скоро доберется.

Державин встал с места.

— Как не добралась? — спросил с глубоким удивлением. (Он все время внимательно следил за передвижением войск и отлично разбирался в расстоянии.) — Ведь от последней стоянки его до Яика совсем недалеко.

— Сколько бы там ни было, — бойко ответил Серебряков, — они, ваше благородие, еще простоят с недельку: посмотрите, что на дворе-то творится! — и он махнул рукой по направлению к окну. — Весна сегодня поздняя, реки только что разлились, сиди на том берегу и жди.

Действительно, Волга вскрылась недавно. Весна запаздывала, и желтый весенний снег все еще покрывал землю.

— А плоты? — спросил Державин и сейчас же понял ненужность своего вопроса. Никакие плоты не могли выдержать свирепую силу разлива.

Серебряков усмехнулся.

— У нас, ваше благородие, когда лед тронется, река как медведь — ревмя ревет, она, если дом попадет на дороге, и дом в щепы разнесет, не то что плоты.

Ночью Державин не спал. Мысль, зародившаяся в его голове при первом упоминании о ледоходе, приобрела теперь определенную направленность. Конечно, то, о чем, не переставая, думал он целую ночь, было очень похоже на безумие, даже храбростью нельзя было назвать этот план, имеющий очень мало шансов на успех, но обязательно связанный с нарушением воинской дисциплины. И однако, и все-таки...

Он вставал с кровати и крупными, тяжелыми шагами ходил по комнате.

На другой день Державин написал письмо губернатору, прося предоставить в его полное распоряжение тридцать казаков.