Том 1. Драма великой страны

«Принося Вашему сиятельству глубочайшую мою благодарность, осмеливаюсь беспокоить Вас еще одною просьбою; благосклонность и просвещенная снисходительность Вашего сиятельства совсем избаловали меня.

В бумагах касательно Пугачева, полученных мною пред сим, известия о нем доведены токмо до назначения генерал-аншефа Бибикова, но донесений сего генерала в Военную коллегию, так же как и рапортов князя Голицына, Михельсона и самого Суворова, – тут не находится. Если угодно будет Вашему сиятельству оные донесения и рапорты (с января 1774 по конец того же года) приказать мне доставить, то почту сие за истинное благодеяние».

29 марта Пушкину были доставлены из военного министерства «восемь книг, заключающих в себе рапорты генерал-аншефа Бибикова, князя Голицына и графа Суворова-Рымникского». Так сообщил Чернышев. Но содержание «книг» было гораздо шире. Там были не только рапорты названных генералов, но и документы делопроизводства Секретной экспедиции Военной коллегии и военно-походных канцелярий командующих войсками императрицы генералов Бибикова и Щербатова.

Тщательно проштудировав всю эту массу разнородного материала, Пушкин оставил в своих рабочих тетрадях копии около двухсот документов.

При этом он читал все, что мог найти о Пугачеве на русском языке и на языках европейских.

Продолжал искать документы в частных собраниях. И не без успеха. Параллельно писал «Капитанскую дочку» и черновые варианты некоторых глав «Пугачева».

В это время один из окололитературных современников писал другому:

«Пушкин умер, сидит да в карты играет или подличает по передним».

Таково было мнение людей далеких.

Но и друзья Пушкина в феврале 1833 года оставили несколько любопытных свидетельств.

8 февраля Гоголь писал своему приятелю:

«Пушкина нигде не встретишь, как только на балах. Так он протранжирит всю жизнь свою, если только какой-нибудь случай, и более необходимость, не затащут его в деревню».

17 февраля Плетнев, один из самых близких к Пушкину людей, сообщал Жуковскому, другому близкому другу:

«Вы теперь вправе презирать таких лентяев, как Пушкин, который ничего не делает, как только утром перебирает в гадком сундуке своем старые к себе письма, а вечером возит жену по балам не столько для ее потехи, сколько для собственной».

Вообще, надо сказать, что легенда о суетности и лени Пушкина шла в значительной мере от его друзей. Ведь в тридцатые годы Пушкин печатал не много нового. А о своих главных трудах и планах далеко не всегда извещал даже близких людей. Так и здесь – 17 февраля Плетнев еще ничего не знал об исторических занятиях своего друга. И это не случайно.

Пушкин не рассчитывал на понимание.

2

Мысли его, однако, были заняты не только русской историей. И деловую переписку он вел не только с военным министром.

Около 25 февраля, поджидая пугачевские материалы, он писал Нащокину:

«Что, любезный Павел Воинович? получил ли ты нужные бумаги, взял ли себе малую толику, заплатил Федору Даниловичу, справил ли остальную тысячу с ломбарда, пришлешь ли мне что-нибудь?»

Денег не было.

26 июня он обращался к некоему Александру Андреевичу Ананьину: