Том 1. Эмиль из Лённеберги и др.

Папа Эмиля шумел и кричал, мама плакала, маленькая Ида плакала, Лина тоже плакала, правда, так — за компанию. Крёса-Майя охала и вздыхала. Ей было уже не до ужина. Она должна была немедленно бежать и раззвонить новость всем и каждому в округе:

— Ох-ох-ох! Бедняги эти Свенссоны из Каттхульта! Эмиль, горюшко наше, напился пьяным и перебил всех кур! Ох-ох-ох!

Один только Альфред не потерял голову. Когда Лина явилась с ужасными новостями, он вместе со всеми ринулся из дома и сразу нашел Эмиля.

Мальчик лежал в траве рядом с Заморышем и петухом. Да, Лина была права: Эмиль в самом деле был мертвецки пьян. Он лежал закатив глаза и привалившись к Заморышу. Было видно, что ему совсем худо. Мама Эмиля залилась горькими слезами, увидев своего мальчика таким бедным и несчастным, и хотела тотчас же отнести его в горницу. Но Альфред, знавший толк в подобных делах, сказал:

— Ему лучше остаться на свежем воздухе!

Весь вечер просидел Альфред на крыльце людской, держа на коленях Эмиля. Он помогал мальчику, когда его рвало, и утешал, когда он плакал. Да, да, время от времени Эмиль приходил в себя и плакал. Он ведь слышал: все говорили, что он пьян, хотя и не мог понять, как это произошло. Эмиль не знал, что, когда из вишен делают настойку и дают им хорошенько перебродить, ягоды становятся пьяными и от них пьянеют. Потому-то мама Эмиля и велела ему зарыть ягоды в куче мусора, а он вместо этого съел их вместе с петухом и Заморышем. Вот он и лежал теперь как бревно у Альфреда на коленях. Настал вечер, взошла луна, а Альфред все еще сидел, держа на коленях Эмиля.

— Ну как ты, Эмиль? — спросил Альфред, увидев, что Эмиль чуть приоткрыл глаза.

— Ничего, жив еще! — устало ответил Эмиль, а потом добавил шепотом: — Но если я умру, тебе, Альфред, достанется Лукас.

— Не умрешь, — уверенно пообещал ему Альфред.

Нет, Эмиль не умер, не умер и Заморыш, не умер и петух.

Но самое удивительное — даже куры остались живы. Случилось так, что в своем безутешном горе мама все-таки послала маленькую Иду в сарай, наказав ей принести корзину дров. По пути Ида плакала — такой уж, в самом деле, выдался грустный вечер. Но, войдя в сарай, она заплакала еще сильнее: ведь на дровяной колоде лежала мертвая Лотта-Хромоножка.

— Бедная Лотта! — Ида пожалела курицу и, протянув свою тоненькую ручку, погладила Лотту.

И можете себе представить — Лотта ожила! Она открыла глаза, с сердитым кудахтаньем соскочила с колоды и в гневе заковыляла к двери. Ида застыла в изумлении, не зная, что и думать. Надо же! Может, у нее волшебные руки, которые умеют творить чудеса и оживлять мертвых?

Оплакивая Эмиля, никто не позаботился о курах, и они по-прежнему валялись на траве. Но вот пришла Ида и погладила всех по очереди — куры ожили и вскочили одна за другой на ноги. Да, да, потому что ведь они вовсе не сдохли, а просто упали в обморок от испуга, когда поросенок припустил за ними, — такое иногда бывает с курами.

А Ида гордо вошла в кухню, где плакали и горевали ее родители, — теперь, по крайней мере, и у нее было что порассказать.

— Ну вот, хоть кур-то я воскресила из мертвых, — удовлетворенно сказала она.

На другое утро и петух, и Заморыш, и Эмиль немного пришли в себя, хотя петух не мог петь целых три дня. Правда, он пытался время от времени петь, но никакого «ку-ка-ре-ку» у него не выходило, а лишь какое-то отвратительное «ку-ке-ли-ку», которого он очень стеснялся. Всякий раз при этом куры смотрели на него с таким упреком, что петух стыдливо прятался в кусты.

А Заморыш ничуть не стыдился. Что касается Эмиля, то у него весь день был сконфуженный вид.

— Валяться пьяным вместе с поросенком! Хорош, нечего сказать! — поддразнивала Лина. — Два пьяных поросенка — ты и Заморыш! Теперь я так и буду вас звать.

— Прикуси-ка язык, — сказал Альфред, зло взглянув на Лину, и она тут же примолкла.

Но история с пьяными вишнями на этом не кончилась. В полдень через ворота, ведущие в Каттхульт, прошествовали трое степенных мужей, членов правления лённебергского Общества трезвости. Да, ты ведь, верно, не знаешь, что это за штука — Общество трезвости. Но должна тебе сказать: в старые времена это было нечто такое, в чем крайне нуждались и в Лённеберге, и во всем Смоланде. Члены Общества трезвости трудились в поте лица, чтобы покончить со страшным пьянством, приносившим несчастье стольким людям в прежние времена, да и ныне тоже.

Болтунья Крёса-Майя, оплакивавшая пьянчужку Эмиля, взволновала все Общество трезвости. И вот троица из этого общества явилась в Каттхульт, желая побеседовать с родителями Эмиля!

— Хорошо бы, — сказали они, — если бы ваш Эмиль смог прийти на вечернее собрание в Дом Общества трезвости. Там бы его обратили на путь истинный и заставили вести более трезвый образ жизни.

Мама Эмиля жутко разозлилась и рассказала, что случилось с Эмилем и вишнями. Но у гостей по-прежнему были скорбные физиономии, и один из них сказал:

— Все-таки нехорошее дело вышло с Эмилем. Не мешало бы дать ему взбучку на нашем вечернем собрании.