Том 1. Главная улица

Когда она решилась побывать в воскресной школе и увидела, что учителя предлагают детям размышлять над такой важной этической проблемой, как генеалогия израильских царей; когда она для опыта пошла как-то в среду на молитвенное собрание и слушала, как церковные старосты из лавочников твердят одно и то же, пользуясь первобытными эротическими символами и такими кровавыми халдейскими выражениями, как «омыться в крови агнца» и «бог мести»; когда миссис Богарт хвастала тем, что в детские годы Сая она каждый вечер заставляла его каяться в грехах против всех десяти заповедей, — тогда Кэрол в смятении видела, что христианство в Америке в двадцатом веке так же нелепо, как учение Зороастра, но только без его блеска. Но когда она побывала на церковных ужинах, почувствовала дружелюбие сестер, весело разносивших холодную ветчину и картошку в мундире; когда миссис Чэмп Перри сказала ей как-то, зайдя к ней в гости: «Милочка моя, если б вы знали, какое это счастье обрести вечную благодать!», — тогда Кэрол видела, что за кровавой и чуждой ей теологией кроется нечто глубоко человеческое. И ей приходилось постоянно убеждаться, что все церкви — методистская, баптистская, конгрегационная, католическая, которые в доме ее отца-судьи и потом в Сент-Поле казались чем-то весьма маловажным, далеким от повседневных людских забот, — здесь, в Гофер — Прери, по-прежнему оставались самой мощной из сил, поддерживавших добропорядочность в обществе.

В это августовское воскресенье Кэрол соблазнилась объявлением о предстоящей проповеди преподобного Эдмонда Зиттерела на тему: «Америка, разреши свои проблемы!» Мировая война, стремление рабочих всех стран завладеть средствами производства, подготовка левыми революции против Керенского в России, усиление суфражизма — все это были, казалось, великие проблемы, к разрешению которых преподобный Зиттерел мог призывать Америку. Кэрол собрала свое семейство и быстро засеменила за дядей Уитьером.

Жара заставила общину отказаться от условностей. Мужчины с прилизанными волосами, с лицами, выбритыми чуть не до крови, сняли пиджаки и отстегнули по две пуговицы на свежих воскресных жилетах. Полногрудые, с потными шеями, в очках и белых блузах, матроны-пионерши, приятельницы миссис Чэмп Перри, размеренно и неустанно обмахивались веерами из пальмовых листьев. Застенчивые юноши пробирались на задние скамьи и там хихикали, а бледные девицы, сидевшие впереди со своими матерями, стыдливо старались не оглядываться.

Церковь представляла собой нечто среднее между сараем и типичной для Гофер-Прери гостиной. На унылых коричневых обоях с потеками висели лишь вправленные в рамки тексты: «Приидите ко мне», «Господь — пастырь мой», — перечень гимнов и намалеванная на серой бумаге красно-зеленая картина, наглядно показывающая ту ужасающую легкость, с какой юноша из Чертогов Блаженства может быть низвергнут в бездну Вечной Погибели. Но лакированные дубовые скамьи, новый красный ковер и три кресла на амвоне за кафедрой были по-домашнему уютны.

В этот день Кэрол держала себя приветливо, с похвальиой солидностью. Она улыбалась, раскланивалась со знакомыми. Вместе с другими она пела гимн:

Отрадно в день субботний
Собраться в божьем храме:
Грехи, дурные мысли
Не властны здесь над нами.

Шурша накрахмаленными полотняными юбками и твердыми пластронами рубашек, община уселась по местам и приготовилась слушать преподобного Зиттерела. Пастор был худой, смуглый, сосредоточенный молодой человек с громким голосом. На нем был черный костюм и лиловый галстук. Он ударил ладонью по раскрытой огромной Библии и провозгласил:

— Сестры и братья, поразмыслим вместе!

Затем он произнес молитву, в которой осведомлял всемогущего бога о новостях истекшей недели, а после этого начал размышлять.

Оказалось, что единственными проблемами, которые Америке предстояло решить, были мормонство и сухой закон.