Том 1. Голый год

– И в метели и ветре, в черных сумерках, вереницей, след в след (и сейчас же следы заметает метель) идет стая серых волков, прибылые, самки и вожак впереди. Волки идут в ночь, – разве страшна им метель? Проселка уже нет, овраг остался вправо. В лесу на полянке, у опушки, полуразваленный, без служб (ибо лошадь и корова стоят в зале) каменный дом смотрит в метель тремя освещенными окнами. Волки не подходят близко к окнам, садятся за деревьями и воют, как метель, вытягивая нерв за нервом. – Но она не видит волков, она проходит близко мимо окон, всех трех уцелевших, ибо (она знает) в зале – каретный сарай, а в диванной и угловой стоят лошадь и корова, – в доме прожившем, как Соллогубовский на Поварской, столетье.

И в этот час к полустанку, последнему перед городом, из метели наползает на избы полустанка поезд, чтобы весь полустанок дрожал и жил.

– Динь, динь! – второй звонок. – Жезлу, жезлу давай!

– Куда прешь, сучий нос?!

– Мое почтенье, Дмитрий Гаврилович! Как съездили? – Давай третий!

– Касатик, да я уж третий день…

– Папа, папа, здравствуй! Это я! – это Владимир, в тулупе и с тулупом в руках, степенный как осьнадцать лет.

– Куда прешь, сучий нос?!

Станционная изба курится махоркой, из темных углов, с пола торчат огоньки цыгарок, ждущие очередей недели, – визжат двери блоками, и в избе нет никакой метели. – Валенки надо надеть и тулуп, подпоясаться кушаком.

Дверь скрипит блоком, съедает свет, поезд уже ушел, и на станции мрак и метель.

– Слабо ты чресседельник подвязываешь, Володя.

– Папа, ты мне привез Мензбира «Птицы России»?

Скрипят сани, едут по столбам, мечет, мчит метель. Володька стоит в передке кучером. Мрак. И станцийка уже исчезла в черном мраке.

– Папа. А у нас новости, – волков, волков кругом набежало! У нас три ночи выли возле дома. В Дарищах корову задрали. А то все больше собак.

– Ну, как дома, Володя? Возил просо на рушилку? Корова причинает?

Ведь Тропаровы – единственные оставшиеся помещики, ибо к девятьсот семнадцатому году у них ничего не осталось! И весной Тропаровы ели: грачей, ворон, птичьи яйца и крапиву, а отец и сын еще также – свежих лягушек. Сын Володька, пахарь, читает только Брэма и занимается энтомологией. В усадьбе все по-прежнему Бунинский Суходол, – жив, здравствует и хранит свои предания. – И лошадь бежит по-суходольски.

– А еще каких книг ты привез по естествознанию? Нырнули в ухабу, – столбы отвернулись, – поле, метель, и едут уже опушкой. Шумит лес и гогочет: «Мчит дикий поезд метели и ветра».

– «Даже если бы мы умерли!» –

– «Даже умерли! Даже умерли! Даже умерли!» – хватает ветер и кидает в сугробы, буйный и дерзкий, и взметает пыль, и мчит дальше, призывая, призывая, призывая…

И от сосен, из белой пелены метели, идет человек.

– Подсадите, пожалуйста. Я сбилась с дороги. Володька тянет вожжи.

– Пррр!.. А тебе куда надо?

– Мне?.. Куда мне? – Я сбилась с дороги.

– Да куда ты идешь-то?

– Я?.. Мне надо в город. Я сбилась с дороги…

– Эвона!.. Ну, а мы на Дарищи! Нно!

– Все равно, все равно, я поеду в Дарищи! Подсадите! Ведь я сбилась с дороги!..

И они втроем, молча, в метели, едут по лесу. Не видно того мертвого листка, что сейчас взвился над соснами.

Лошадь шагом ползет в овраг и из оврага. По откосам на вырубках стоят осинки, можжуха, березки, и гудит на просторе ветер. И из метели, рассекая метель, горят три глаза освещенных окон. Молчат.

– Ну, тетка, слезай! Приехали. Так вот, ступай рубежом и будут Дарищи, – это Володька.

– Это ведь вы, писатель Тропаров?

– Да, я.

– А я, а я – Ксения Ордынина. Мне собственно не нужно в Дарищи.

– Товарищ Ордынина? – Здравствуйте! Это мой сын.

Володька въезжает с санями в развороченное парадное через прихожую з зал. За семью комнатами, в другом конце дома – жилые комнаты. Горит железка. Коробом свисла с потолка штукатурка. На огромной кровати гидра спящих голов: это дети. На столе под лампой: капуста, огурцы и яблоки, – ведь яблоками и муссом из тыквы всю осень питаются Тропаровы. – Здравствуй, Суходол, – ибо за стеной, в другой комнате, другая комната по всем стенам – от потолка – в книгах с кожаными корками!

– Здравствуй, Ариша! Как дети?!

– А папа мне привез «Птицы России» Мензбира!

– «Даже если б мы умерли!» «Даже умерли! Даже умерли! Даже умерли!» – хватает ветер и кидает в сугробы, и взметает пыль, и мчит дальше… – Черного мертвого листочка не видно над соснами, – мертвый, и так высоко! К чему Дарищи?

– Слышишь, Володя, а ведь это воют волки!

Если же поезду, который скинул Тропарова на полустанке перед городом, пройти вниз под город еще сто верст, то въедет он в земли белых, где…