Том 1. Истоки религии

Работы Конрада Лоренца и других современных зоопсихологов показали, что иерархия подчинения, чувство собственности, национальная ксенофобия имеют свои прообразы в животном мире. Но у человека все эти инстинкты из естественных реакций переросли в уродливый самоубийственный сатанизм. Прогресс технической цивилизации оказывается здесь бессильным или, напротив, только усугубляет трагедию. «Инстинкт хищного зверя, — говорит американский писатель-социолог Роберт Ардри, — который никогда не находился полностью под контролем разума, может теперь, освободившись от всех тормозов, толкнуть нас на бесконечные конфликты вплоть до того момента, пока род Homo Sapiens не вымрет окончательно» [9]. Трудно вообразить что-либо более далекое от теории прогресса…

Так рухнули наивные представления об идеальном «естественном человеке»; язва, разъедающая нашу природу, стала очевидной даже для людей науки.

Но то, к чему пришли современные психология и социология, уже в древности было известно людям. В коллективном сознании человечества веками жило чувство неудовлетворенности и ощущение тяготеющего над ним греха.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава восьмая

ПРОГРЕСС И ПАДШИЙ ЧЕЛОВЕК

1. Мы говорим здесь о библейском учении, беря его в целостности от Книги Бытия до Апокалипсиса. Различные его аспекты рассмотрены в гл. IX и в специальном приложении к тому II.

2. Ch. Dawson. Progress and Religion. P. 125-126.

3. Th. Dobzhansky. The Biological Basis of Human Freedom. New York, 1960. P. 134.

4. Ч. Дарвин. Путешествие натуралиста на корабле «Бигль». Собр. соч. Т. V. СПб., 1908. С. 729. Нужно отметить, что последующие, более тщательные наблюдения почти полностью опровергли первое впечатление ученого относительно огнеземельцев.

5. Г. Кюн. Искусство первобытных народов / Пер. с нем. Л., 1933. С. 15. Из более новой литературы см.: А. Н. Окладников. Утро искусства. Л., 1967; В. Б. Мириманов. Первобытное и традиционное искусство («Малая история искусств»). М., 1973.

6. А. Швейцер. Культура и этика/Пер. с нем. М., 1973. С. 51.

7. Е. Fromm. The Heart of Man. P. 148.

8. S. Freud. Collected Papers. V. IV, P. 436.

9. R. Ardrey. Adam kam aus Africa. Munchen, 1969. S. 339.

Глава девятая ВЕЛИКИЙ РАЗРЫВ

Высшее, что вообще может быть

сделано для всякого существа, —

этo сделать его свободным.

С. Кьеркегор

История религий свидетельствует о том, что даже во внебиблейском мире издавна жила смутная мысль о какой-то трагедии, создавшей преграду между Богом и человеком и обрекшей людей на умирание. Так, согласно бушменскому мифу человечество стало смертным, потому что не поверило Божеству. Подобные же сказания есть и у других африканских племен [1]. Шумерийские и вавилонские легенды повествуют о счастливых первобытных временах, когда люди и боги жили в мире; египтяне говорили о древнем грехе человека перед Солнцем, который повлек за собой суровое возмездие. Греки считали, что род людской несет на себе бремя вины титанов, восставших против Неба. Можно указать на аналогичные представления и у жителей древней Персии, Тибета и других стран [2]. Таким образом, говоря словами Шарля Секретана, следует признать, что «сознательно или бессознательно религии признают некоторый беспорядок, некоторое нарушение, которое следовало бы восстановить» [3]. Это ощущение есть один из источников мистического страха и сознания вины, которые жили в человеке. Общечеловеческое чувство вины перед Богом порождало первые попытки искупить ее. Не с ним ли связано широкое распространение в древности ритуальных запретов? Так называемое табу есть не что иное, как наивная, предпринимаемая вслепую попытка избежать нарушения высшей Воли [4]. Она есть неясный отголосок того переломного момента, когда человек осознал себя отдаленным от Бога.

Невозможность игнорировать это универсальное чувство греховности вынуждает безрелигиозную мысль искать ему «естественное» объяснение. Так, Фрейд предположил, что сознание вины, а вслед за ним религия и мораль возникли в «первобытной орде» после некоего коллективного преступления. Над людьми в то время якобы властвовал жестокий и ревнивый отец клана, приберегающий для себя женщин и изгоняющий подросших сыновей. «В один прекрасный день, — продолжает свою реконструкцию Фрейд, — изгнанные братья соединились, убили и съели отца» [5]. Воспоминание об этом убийстве и поедании отца положило в конце концов основание тотемизму, табу и первичной религии, в которой отец стал божеством.