Том 1. Изобретение кино, 1832-1897; Пионеры кино, 1897-1909

Шарль Патэ был сыном винсенского колбасника. После обучения у своего отца, у которого он должен был наследовать колбасное заведение, молодой человек, мечтая составить собственное состояние, сбежал в Южную Америку. Он испробовал все ремесла в Буэнос-Айресе, потом заболел желтой лихорадкой, но так и не разбогател. Патэ вернулся во Францию в начале 1894 года и начал в 1895 году продавать аппараты Эдисона владельцам ярмарочных балаганов. Он выписал из Лондона кинетоскоп Поля, которым торговали греки братья Минас (или Папастакиотенипулос). В это время цена «настоящего Эдисона», продаваемого американской компанией, была 1200 франков (12 тыс. франков 1939 г.), что было очень дорого.

В марте 1895 года Патэ предлагает аналогичные аппараты за 800 франков. Американская компания предостерегает клиентов от подделок. Патэ отвечает снижением цен.

В течение лета 1895 года он выпускает в продажу аппараты ценой по 350 франков, имеющие то преимущество, что они снабжены часовым механизмом, который делает ненужным громоздкий аккумулятор. «Фонограф по последней модели с зрительным залом на пятнадцать персон» увеличивает число слушателей и количество барышей, а также позволяет снизить цены.

Этот демпинг фонографов закрепил связи Патэ с греческими коммерсантами Лондона, благодаря чему он стал первым импортером кинетоскопов Поля во Франции, потом конструкторов аппаратов у Жоли. Но Патэ всего лишь несколько месяцев занимался продажей аппаратов, сделанных во Франции, потому что в конце 1895 года успех кинематографа Люмьера наносит смертельный удар аппаратам с окулярами, как раз в то время, когда они начали входить в моду на ярмарках.

Глава V ТРИУМФ ЛУИ ЛЮМЬЕРА В ПАРИЖЕ

Люмьер взял патент на свой кинематограф 15 февраля 1895 года, но коммерческую эксплуатацию своего аппарата начал только в конце 1895 года.

Все эти месяцы ушли у него на подготовительную работу. В конце 1895 года Люмьер располагает сотней фильмов по 17 метров — стандартная длина пленочной катушки «Эдисон — Кодак». Демонстрация такой катушки длится приблизительно одну минуту благодаря замедленному темпу проецирования. С небольшими антрактами для перезарядки аппарата проекция дюжины фильмов могла занять около получаса.

Люмьер выбрал для представлений маленький подвальчик «Гран кафе» на бульваре Капуцинов, 14, в двух шагах от Оперы, в центре самого элегантного и модного в то время квартала Парижа. Управляющий кафе Борго не знал, что делать с подвалом, роскошно названным «Индийский салон». Этот подвал предназначался для бильяда, но игра на бильяарде в кафе была запрещена. Этот-то зал и был снят за 30 франков в день.

Для первых представлений выбрали рождественскую неделю. Генеральная репетиция состоялась 28 декабря 1895 года. Люмьер и Морис созвали на нее своих сотрудников, вроде Карпантье, научных обозревателей, как Анри де Парвиль, и директоров различных парижских зрелищных предприятий, которых могло заинтересовать изобретение. Среди приглашенных был Жорж Мельес, директор театра Робер-Удэн, в котором показывались фокусы.

20 лет спустя Мельес так описывал этот сеанс: «Мы находились перед маленьким экраном, похожим на те, которые мы употребляли для проекций Мольтени, и спустя несколько мгновений на нем появилась неподвижная фотография, изображающая площадь Бель-кур в Лионе. Немного удивленный, я только успел сказать соседу:

— Так это из-за проекций нас потревожили. Я этим занимаюсь десять лет.

Не успел я закончить эту фразу, как лошадь, везшая телегу, пошла на нас, а вслед за ней — другие экипажи, потом прохожие — словом, вся уличная толпа. При виде этого зрелища мы сидели с открытыми ртами и остолбенелые от удивления, пораженные донельзя.

Потом нам показали «Стену» с облаком пыли, «Прибытие поезда», «Завтрак ребенка» на фоне деревьев, раскачиваемых ветром, потом «Выход с фабрики Люмьера», наконец, знаменитого «Политого поливальщика». В конце представления все были в упоении и каждый спрашивал себя, каким образом могли достигнуть таких результатов?

По окончании сеанса я стал просить господина Люмьера, чтобы он согласился продать мне свой аппарат для моего театра. Он отказал. Тогда я предложил ему 10 тысяч франков, несмотря на то, что сумма эта представлялась мне сверхмерной. Господин Томас, директор музея Грэвен, преследуя ту же цель, предлагал 20 тысяч франков и тоже не получил согласия. Тогда господин Лаллеман, директор фоли-Бержер, который тоже присутствовал на сеансе, поднял цену до 50 тысяч франков. Напрасный труд. Господин Люмьер оставался недосягаемым и добродушно ответил нам: «В этом аппарате таится большой секрет, я не хочу продавать его. Я хочу сам его эксплуатировать».

Мы разъехались восхищенные, но и разочарованные, потому что мы незамедлительно поняли, какие возможности обогащения заключаются в этом новом открытии».