— Ты хочешь сказать, что я должна отказаться от места?
— Я думаю, что ты должна делать то, что считаешь более правильным.
— То есть сделаться твоей рабой?
— Нет, нет, этого я ни в каком случае не думаю.
Ребенок захворал, как это случается со всеми детьми, у него начали прорезываться зубки. Отпуск за отпуском. Последовали так называемые зубные болезни; бессонные ночи, работа днем, а в результате — слабое бессильное существо. Опять отпуск. Господин Хольм был очень мягкосердечным человеком, он носил ребенка ночью по комнатам и не говорил жене ни слова.
Но она оставалась во власти своих мыслей. Он ждал только того, чтобы она осталась дома. Он был неискренен и поэтому молчал. О, как фальшивы все мужчины!
Она его ненавидела. Лучше утопиться, чем отказаться от своего места и сделаться его рабою.
Когда ребенку минуло пять месяцев, госпожа Хольм почувствовала себя снова беременной. Господи Боже, неужели можно было не возмущаться!
— Видишь ли, дитя мое, если это уж раз случилось, так ничего не поделаешь!
Счастливый супруг должен был опять взять место в женском пансионе — ради денег; а она? Теперь наконец она сложила оружие.
— Я твоя рабыня, — рыдала она, придя домой, отказавшись от места, — я твоя рабыня!
Несмотря на это, с того же дня она взяла в свои руки управление домом, и муж отдавал ей отчет в каждом пфенниге. Если ему хотелось купить пару сигар, то приходилось держать длинную речь, прежде чем получить разрешение. Она ему никогда не отказывала, но он находил неудобным так просить денег. На собрания учителей он тоже больше не смел ходить, также кончились и ботанические экскурсии с пансионерками.
Он об этом и не жалел и оставался охотно дома, играя с детьми.
Его товарищи считают, что он под башмаком у своей жены, но он над этим смеется и думает, что ему так хорошо именно потому, что у него такая рассудительная милая жена.
А она остается при своем мнении, что она его раба, и эта мученическая участь служит единственным утешением в ее огорчениях.
Женитьба
Можно со спокойною совестью сказать, что они бросились друг другу в объятия. Она была старшая из пяти сестер и имела, кроме того, трех братьев. В комнате девушек было необыкновенно тесно — этого нельзя отрицать, и небольшие драки происходили довольно часто среди детей часовщика. Он играл на виолончели в королевской капелле и называл себя королевским камерным музыкантом. Это была хорошая партия. Он где-то познакомился с девушкой и начал у них бывать. Немного спустя они уже стали рядом сидеть на софе, сестры ворковали сзади, братья говорили «об обоих», родители были очень вежливы, и таким образом она стала его невестой.
Ежедневно ровно в половине пятого он приходил к ним с визитом и в половине седьмого должен был уходить, чтобы быть вовремя в театре. Это было мучение жениховства, но после свадьбы, конечно, будет хорошо. Папаша, который тоже из этого обстоятельства хотел извлечь небольшое удовольствие для себя, был усердный игрок в шашки.
«У меня есть партнер», — думал он. Несчастный жених должен был все послеобеденное время просиживать за шашками. Часто его невеста была около него — и он тогда проигрывал, а старик этим хорошо пользовался; тот делал фальшивые ходы и терял шашки.
По воскресеньям он обедал у родителей невесты. Он должен был рассказывать истории из театрального мира, о том, что говорили и что делали актеры и актрисы. Потом рассказывал старик, как было в его время, когда жили еще Торослоф и Хогквист. После обеда, когда отец ложился вздремнуть, молодые люди располагали часочком для себя. Но где? — это было всегда важным вопросом. Комната девушек была занята сестрами, братья занимали все софы, в спальне был отец. И они оставались в столовой сидеть каждый на своем венском стуле, в то время как мать сидела в качалке со своим вязаньем.
После обеда он чувствовал себя очень усталым и сонным, и ему всегда хотелось где-нибудь сесть поудобнее, но ничего нельзя было поделать, и он должен был сидеть прямо, как палка, на венском стуле и делать все возможное, чтобы при этом еще обнять невесту. Когда они целовались, в щелку двери всегда подглядывал, зубоскаля, один из братьев или из какого-нибудь угла одна из сестер бросала «нравственные» взгляды.
А какая возня была с этими контрамарками! Ежедневно должен был он хлопотать в театральном бюро о двух бесплатных билетах, чтобы все семейство попеременно могло побывать в театре. Братья невесты приставали к нему до тех пор, пока он не нашел случая свести их за кулисы.
Вечером в субботу он бывал свободен и совершал с невестою прогулку в Зоологический сад. Конечно, мама должна была быть с ними, и редко обходилось без двух сестер.
Адольф ничего не мог иметь против того, чтобы и они подышали чистым воздухом.