Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы

Под конец жизни Стриндберг создает ряд произведений примирительного с действительностью характера, полных неподдельного сочувствия к обездоленным народным массам и пронизанные одновременно религиозной тенденцией к христианскому смирению.

Еще при своей жизни Август Стриндберг становится подлинным властителем дум европейской интеллигенции. Книги его переводятся на все основные европейские языки, включая русский, пьесы и драмы идут в театрах не только Швеции, но и Франции, Германии и России. Критик Герман Эссвейн так отзывался о творчестве Августа Стриндберга: «Он не только выдающийся художник, но и своеобразный человек. Он не только творил, но прежде всею жил, то есть развивался. Крупнейшие его произведения — автобиография, история его души». Еще один современник Стриндберга, хорошо известный русскому читателю норвежский писатель Кнут Гамсун, сосед по Скандинавскому полуострову: «С удовлетворением я всегда возвращаюсь к Стриндбергу; он интересовал меня больше, чем какой-либо другой писатель, и научил меня большему, чем кто бы то ни было. Для меня он — наиболее интересная художественная величина его родины (быть может, даже эпохи), выдающийся талант, живой ум, прокладывающий собственные пути и оставляющий других далеко позади».

На родине отношение к своему выдающемуся писателю было не столь восторженным. Отечественные критики обвиняли своего лучшего литератора в излишнем натурализме и даже пытались приклеить обидный для такого таланта ярлык «фотограф», хотя единственным его произведением, грешащим излишним документализмом, можно считать только роман «Жители острова Хемсё». Совсем не случайно, что Шведская академия наук и Нобелевский комитет не сочли возможным присудить Нобелевскую премию по литературе своему знаменитому гражданину, который не позволил собственной стране остаться культурными выселками Европы. Одновременно такое обстоятельство послужило лишним подтверждением вековечной истины о том, что нет пророка в своем отечестве. Скончался писатель на 64-м году жизни в Стокгольме. Там же через тридцать лет был открыт памятник Юхану Августу Стриндбергу работы известного скульптора Карла Ельда.

Александр Блок, как-то обмолвившийся о том, что «заветные мысли демократии связаны с именем Стриндберга», в некрологе на смерть выдающегося шведского писателя выразил очень глубокую и сокровенную мысль: «Поистине нам необходим такой человек, который соединяет в себе и художника и человека; такой, у которого, кроме великого и гремящего на весь мир имени, есть еще малое, интимное имя; в Августе Стриндберге соединялись в высшей степени эти двое: великий и простой, художник и человек, творец и ремесленник…» Далее Александр Блок обращает внимание на принадлежность Стриндберга к тем выдающимся личностям, которые необходимы для формирования определенного национального типа, подобно тому как Гете и Шиллер способствовали выработке общенемецкого духовного пространства, без которого разрозненные немецкие княжества не смогли бы трансформироваться в Германию — единое и сильное государство.

Игорь Владимиров

Красная комната

I

Был вечер в начале мая. Маленький садик на Моисеевой горе, в южной части города^{1}, еще не был открыт для публики, и клумбы еще не были вскопаны; подснежники выбрались из-под прошлогодней листвы и как раз заканчивали свое короткое цветение, чтобы уступить место более нежным цветам шафрана, искавшим защиты под дикой грушей; сирень ждала южного ветра, чтобы раскрыть свои цветы, а липы предоставляли укромный уголок среди своих еще не распустившихся почек щеглам, начинавшим строить свои покрытые мхом гнезда на их стволах и ветках. Еще ни одна человеческая нога не ступала по усыпанным щебнем дорожкам с тех пор, как сошел снег, и поэтому животные и цветы жили там свободной жизнью. Воробьи занимались сбором всякого хлама, который они потом прятали под черепицами крыши мореходной школы; они возились с обрывками ракетных гильз от последнего осеннего фейерверка, собирали солому, оставшуюся от упаковки молодых деревьев, покинувших в прошлом году питомник зоологического сада, — и все они видели! Они находили обрывки кисеи в беседках и вытаскивали из щелей скамьи клочья шерсти собак, не грызшихся здесь с прошлогоднего дня Св. Жозефины ^{2}. То-то было раздолье!