Том 1. Наслаждение. Джованни Эпископо. Девственная земля

Вы не поймете, если я вам сперва не расскажу всего по порядку. Да к тому же я и устал, я уже начинаю путаться. Мне нечего больше рассказывать, синьор. У меня голова легкая-легкая словно пузырь, наполненный воздухом. Мне больше нечего вам рассказывать. Будет, Господь с ним…

Ну, вот и прошло. Благодарю вас. Вы очень добры, вам жаль меня. Никому еще на свете до этих пор не было жаль меня. Теперь мне лучше, я могу продолжать. Я буду говорить вам о ней, о Джиневре.

После того случая со стаканом некоторые из наших товарищей оставили пансион, а другие заявили, что они бы еще остались, но с условием, чтобы Ванцеру было отказано. Таким образом Ванцер получил от хозяйки своего рода отставку. Обругавши по своему обыкновению всех, он удалился, а когда я оказался в состоянии выходить из дома, он пожелал, чтобы и я последовал его примеру. Долго с отвращением таскались мы из харчевни в харчевню. Тот час, который для других бывает обыкновенно отдыхом, а иногда и забвением, для меня был печальнейшим часом моей жизни. Я ел с трудом, принуждая себя, испытывая все возрастающее отвращение к шуму, производимому челюстями моего сотрапезника: челюстями бульдога, такими мощными, что они могли бы разжевать даже сталь. И мало-помалу начала зажигаться во мне жажда, та самая жажда, которая, вспыхнувши однажды, не потухает до самой могилы.

Однажды вечером Ванцер покинул меня. И на следующий день он объявил мне, что нашел приятнейшее местечко, куда он хотел тотчас же повести меня.

— Я нашел. Вот увидишь. Тебе понравится.

Действительно, новый пансион оказался лучше прежнего. Условия были мне подходящие. Там же обедало несколько моих сослуживцев по конторе, остальные же были мне незнакомы. Итак, я остался. Впрочем, вы прекрасно знаете, что я не мог не остаться.

В первый же вечер, когда принесли суп, двое или трое спросили одновременно с необыкновенной живостью:

— А Джиневра? Где Джиневра?

Ответили, что Джиневра больна.

Тут все начали справляться о болезни, все выказали сильное беспокойство. Оказалось, что это было только легкое недомогание.

В разговоре имя отсутствующей было у всех на устах, при чем оно проскальзывало среди двусмысленных фраз, что выдавало трепет чувственного желания всех этих людей как старых, так и молодых.

Мне удалось подхватить большую часть этих слов, перелетавших с одного конца стола на другой.

Напротив меня один юный развратник долго с жаром говорил о губах Джиневры, при этом он смотрел на меня довольно пристально, так как я слушал его с необычайным вниманием. Мне помнится, что тогда же мое воображение представило себе образ отсутствующей, который, как мне пришлось убедиться после, мало отличался от настоящего. И я не забыл того выразительного жеста, который сделал Ванцер, а также сладострастного выражения его губ, когда он произнес циничную фразу. И еще мне помнится, как, выходя оттуда, я уже чувствовал в этой незнакомой мне женщине дыхание страсти и в то же время ощущал легкое беспокойство и какое-то необычное возбуждение, я как бы заглядывал в будущее.

Мы вышли оттуда втроем: я, Ванцер и один его приятель, некий Доберти, тот самый, который говорил о губах Джиневры. Дорогой они продолжали говорить между собой грубые пошлости и время от времени останавливались, разражаясь смехом. Я все время оставался немного позади. Беспокойная грусть и предчувствие чего-то неясного и смутного переполнили мне сердце, которое и без того уже было так принижено и угнетено.

Вот и теперь еще, хотя с тех пор прошло двенадцать лет, я хорошо помню этот вечер.

Я ничего не забыл, даже самых ничтожных подробностей. Я отлично сознаю и в эту минуту, как тогда я почувствовал, что в этот вечер решилась моя участь. Но кто же посылал мне это предостережение?

Возможно ли это? Возможно ли? Одно простое имя женщины, три звучных слога открывают перед вами неминуемую пропасть, которую вы ясно видите и неизбежность которой вы сознаете. Возможно ли это?

Предчувствие, ясновидение, внутренний взор… Слова, все только слова! Я ведь читал это в книгах. Но это не то, не то.

Вы заглядывали когда-нибудь в глубь самого себя? Вы наблюдали когда-нибудь за вашей душой?

Положим, вы страдаете, и ваше страдание вам кажется новым, еще неиспытанным никогда. Вы наслаждаетесь, и ваше наслаждение вам кажется новым, еще неиспытанным никогда. Заблуждение, обман. Все уже было испытано, все произошло. Ваша душа состоит из тысячи, из сотни тысяч обломков других душ, которые уже прожили целую жизнь, которые прошли через все возможные явления, которые присутствовали при всех возможных явлениях жизни. Вы понимаете, куда я клоню? Слушайте меня хорошенько, потому что то, что я говорю вам, есть истинная правда, правда, открытая человеком, который потратил целые годы на самосозерцание, который был один среди толпы людей, постоянно один. Слушайте меня хорошенько, потому что здесь таится правда гораздо более важная, чем те факты, о которых вы хотите услышать. Когда…

В другой раз? Завтра? Почему завтра? Разве вы не хотите, чтобы я вам разъяснил свою мысль?