Том 1. Наслаждение. Джованни Эпископо. Девственная земля

Когда он пришел, Нора сунула ему под нос полную тарелку супу, который он проглотил, не поднимая головы, с жадностью голодной собаки. Никакого внимания не обращал он на эту женщину, полную молодой страсти, на эту женщину с плодоносным чревом и вздувшимися от молока грудями, он не чувствовал здорового запаха этого тела. В глазах его все еще мелькали желтые пятна… Бросился в угол, на солому, как выбившееся из сил животное, и уснул. Он был красен, как старая медь, лицо его было повязано платком, как будто на нем зияли раны, длинные, грязные космы волос свисали на низкий лоб и черепашью шею. Противный! Брр…

В этот вечер он возвращался по тропинке, поросшей кустами дикого кизиля, он шел с открытым ртом, чтобы глотать по крайней мере хоть морской воздух. На ясном, зеленоватом небе всходила молодая луна: была июльская суббота.

Возле дома он встретил отца, который стоял с трубкой во рту и поджидал его, чтобы отнять у него заработок.

— Добрый вечер, отец.

— Добрый вечер. Давай-ка сюда!

Рокко вытряс из кармана горсть медяков, после чего оба молча дошли до двора: отец шел впереди, покуривая трубку, а сын — сзади, как прибитая собака.

Нора, увидев, что они идут вместе, страшно смутилась, почувствовала что-то вроде страха и побледнела. Рокко направился к столу неуверенным шагом слепого, широко раскрывая свои серые глаза, как бы намереваясь поглотить слабый сумеречный свет. Он одурел от усталости и зноя. Он работал с восхода до заката солнца для того, чтобы отец обогащался, посвящая свой досуг покуриванию трубки и попойкам. Он работал в поле на других хозяев без сетований, без желаний, без ропота, как бык под ярмом. Его имущество состояло лишь из садового ножа, лопаты и двух незнающих устали рук.

Впрочем, у него была еще дочь, трехлетний ребенок, толстый, почти задыхающийся от чрезмерной полноты, с редкими белокурыми волосами и парой маленьких глазок, которые выделялись на белом фоне лица, как темно-голубые лепестки, попавшие в молоко, эти глазки всегда с удивлением останавливались на фигуре отца.

Он проглотил суп и повалился на солому, его немного тошнило от небольшой порции проглоченной пищи, легкая дрожь пробегала по его телу, и жажда сжигала горло. Но он неподвижно лежал с широко открытыми глазами, видя лишь быстро мелькающие огоньки и вертящиеся в темноте огненные круги. В этом мраке он не заметил тени отца, который без верхней одежды прошел босиком через комнату. Порывисто дыша и дрожа от возбуждения, старик начал шарить своими цепкими пальцами, желая нащупать тело Норы, не слышал он криков девочки, которая во сне почувствовала трепетное прикосновение этих рук…

Маленькое окно было открыто. В комнату доносился протяжный гул морского прибоя и ароматное дыхание лунной ночи.

На рассвете Рокко почувствовал себя больным. Он поднялся, несмотря на слабость. В голове чувствовалась какая-то одурь, непобедимая тяжесть: на лице и на всем теле показались маленькие красные пятна. Он взял косы и поплелся в поле, хотя при каждом шаге у него подгибались колени.

Кругом равнина терялась в свежей утренней белизне, море исчезало вдали среди мягкого цвета индиго. В чаще диких кустов кизиля раздавались трели какой-то птички.

Он дошел до своей борозды, вытащил садовый нож, но в это время силы внезапно оставили его, и он ничком повалился наземь.

— Еще один! — произнес сквозь зубы Корво, прервав свою песню.

Обнаружились зловещие симптомы тифа. Больной лежал, растянувшись на постели отца, весь разбитый, тело его было покрыто жирными каплями пота, живот втянулся, как мешок, лицо почернело, ноздри высохли, глаза подернулись слизистым налетом, как у дохлой овцы. С почерневших губ срывалось непонятное бормотанье:

— Нора! — прошептал он.

Но никто не подходил к нему. Больной, задыхаясь от спертого воздуха, чувствовал, как постепенно его тело разлагается в этой комнате, темной, низкой, он чувствовал трупный запах собственного тела, точно подымающийся из могилы.

Ужасные, бесконечные ночи агонии!.. В соседней комнате бодрствовала жена, в ужасе она куталась в простыню, горло сдавливало рыдание, она судорожно вздрагивала, когда до слуха ее доносился глухой стон, хрип или крик Ее терзали угрызения совести, но всякий раз, как свекор своими ужасными пальцами нащупывал ее грудь, она без сопротивления отдавалась его ласкам, со стоном неукротимого сладострастия, как животное во время течки.

Лишь раз она оказала сопротивление.

— Чего ты хочешь от меня? — спросила она этого человека раздирающим душу голосом, который, казалось, вырвался из разодранной глотки. Она приподнялась на постели и оттолкнула его крепко стиснутыми кулаками. — Чего ты хочешь? Дьявол ты, что ли?

Он не ответил и не рассердился, хотел поскорее убежать. Волосы на его голове встали дыбом. Прошел через комнату Рокко, вышел на улицу, обезумев от страха, отправился по тропинке в поле, уснувшее среди лунной тишины. Мяуканье влюбленных котов леденило его кровь…