Том 1. Педагогические работы 1922-1936

А. Макаренко

8. Макаренко — Горькому. Полтава, 10.02.1926 г.

Колония им. Горького. 10 февраля 1926 г.

Дорогой Алексей Максимович!

Вы меня так расхвалили в Вашем письме от 13 декабря, что я постеснялся даже показать письмо Ваше хлопцам, сказал им только, что Вы переехали в Неаполь, что Вы нездоровы и что Вы передаете им привет. От частых и обильных писем я продолжаю хлопцев удерживать. Сейчас у нас такой порядок, что письма к Вам будут посылаться только по постановлению совета командиров. Иногда мне кажется, что когда Вы получаете наши листы, то должны хвататься за голову, а потом принимать валерьянку. У Вас такая большая напряженная работа, Вам так мешают всякие посетители, а тут вдруг почтальон приносит письма Ваших провинциальных родственников. Мы искренне сочувствуем Вам, дорогой Алексей Максимович, и удивляемся, что Вы так терпеливо и так ласково нам отвечаете, но в то же время мы ничего не можем сделать с собой, от природы, как и всякие провинциалы, мы эгоисты и должны писать Вам о поросятах и о бешеных собаках.

Мы прекрасно знаем, насколько мы большие эгоисты, ибо мы сознательно пользуемся своим исключительным правом любить Вас. Вы нам раз навсегда простите нашу надоедливость и считайте в числе крестов, выпавших на Вашу долю, Полтавскую колонию. Вы же знаете, что мы уверенны, что Вы когда-нибудь к нам приедете. Как видите, мы и до этого доходим.

Живем мы «средне». С Запорожьем заминка, кажется, просто волокита. Коммуна незаможников, сидящая в имении Попова, просто не спешит ликвидироваться. До тепла досидит, а с теплом поцарапает буккерами десятин сорок. Ее не может особенно беспокоить, что сотни десятин останутся невозделанными. Мы не имеем никаких рук и связей и можем давить только нашим делом. Но в России деловая аргументация всегда была самая слабая. Система интересов, которая нас окружает, очень мало заключает в себе элементов дела. Но об этом говорить нельзя в коротком письме Если нынешняя волокита окончится ничем, нам остается только два пути: или обратиться к Петровскому с деловой истерикой, или занять Запорожье явочным порядком. Последний план вовсе не шутка, и, представьте, он, вероятно, принесет и наибольшую пользу. Просто достанем где-нибудь две тысячи, погрузимся в вагоны и выгрузимся в Запорожье. Замок Попова стоит пустой, значит, поселиться будет где, а за лето что-нибудь сделаем. Обращение к Петровскому может помочь только в том случае, если мы сумеем уверить его, что наш план достоин внимания. А у нас план огромный и с первого взгляда может показаться химерой. Дело в том, что нужно признать общую неудачу коллективных хозяйств. Сельско-хозяйственные коммуны и артели, начинающие работу всегда шикарно, с полным инвентарём и всегда с кредитом, очень скоро начинают трещать, а потом лопаются с большими или маленькими скандалами. Их губят с одной стороны несвязанность коллективных и личных интересов, с другой отсутствие новых организационных форм хозяйствования. Коллективное хозяйство, так легко решаемое экономически, совершенно не исследовано психологически. Слишком легкомысленно думать, что стоит в распоряжение 200 человек передать тысячу десятин, как дело сразу станет на рельсы и останется только радоваться. Вот у нас в колонии десяток интеллигентов, поставивших себе целью создать крепкую коммуну колонистов, уже шестой год сидят на этом деле, и ещё далеко до того, чтобы кричать ура. А ведь мы копаемся в каждой мелочи. Если бы нам время и свободный от заботы дух, мы могли бы написать целые тома о законах коллектива. Нам вот просто видно, что коллективизация прежде всего требует педагогического внимания и при этом очень осторожного, пристального и настойчивого, требует большого отбора форм и средств. Мы в нашей работе достигли бы большого, если бы нам не мешали. При этом нужно сказать, что помехи эти происходят с той стороны, откуда их меньше всего можно ожидать. Те формы, которые нам рекомендуются, прямо противоположны задаче, способы организации, финансирования, учета, отчета, штатов решительным образом противоречат задачам нового воспитания. Пожалуй, трудно в этом винить кого-нибудь: в последнем счете оказывается, что условия создаются многочисленными усилиями разных секретарей, делопроизводителей, помощников бухгалтеров, всеми теми, кто никакого отношения ни к какой идеологии не имеет, но которые способны сбить с толку любую идеологию.

Все это приводит к тому, что на деле никакого нового воспитания у нас просто нет, а все строится по формуле Стоюнина: «Все же в жизни больше хорошего, чем плохого, и из каждого человека что-нибудь да выйдет».