Том 1. Повести и рассказы

И они положили трубки на рычаги своих квартирных телефонов, простеньких с виду пластмассовых аппаратов, так много значащих в жизни людей большого города, сплошь опутанного проводами, аппаратов, которые почти заменяют людям встречи.

Антонов понимал, что Игорь заботится о его судьбе, о его диссертации вполне искренне, но его больно задело то, что Игорь даже и не скрывает, что забота эта в личных его интересах: он видит в Антонове помощника, который всегда будет стоять в тени и никогда не подведет, грубо говоря, не продаст. Да у Антонова и не купят: с точки зрения профессиональной они несопоставимы. Антонов чувствовал, что это последнее привлекает в нем Игоря не меньше, чем его, Антонова, дружеская преданность, умение ладить с людьми, порядочность. Уязвленное самолюбие подсказывало ему, что Игорь ошибается. Конечно, как ученый он всегда будет впереди – и тут Антонову тягаться с ним не приходится: слишком много времени упущено. Но как деятель, как руководитель коллектива он, Антонов, безусловно «перешибет» Игоря, ведь это он, Антонов, а не Игорь обладает драгоценным качеством объединять людей, это он, а не Игорь умеет одинаково легко общаться и с профессором, и с лаборантом, это при виде его, а не при виде Игоря улыбаются все институтские – от вахтеров и секретарш до начальства. Нет, без него у Игоря ничего не получится, напрасно он думает, что Антонов будет при нем марионеткой. На равных – пожалуйста, только на равных… Заместитель, но не китайский болванчик!

Подойдя к письменному столу, Антонов развязал тесемки толстой папки, в которой хранился первый экземпляр его диссертации. Нет, зря он обиделся на Игоря, все-таки Игорь молодец, у него есть все шансы сделать перворазрядную карьеру ученого: труды его представляют безусловный научный интерес, они достаточно глубоки, оригинальны, порою даже отважны, его не назовешь конъюнктурщиком, он намеренно избегает легкого успеха, карьеру свою делает основательно, с таким дальним прицелом, чтобы, когда придет пора баллотироваться в членкоры, а потом, может быть, и в академики, на его репутации не было и пятнышка суетности.

«А моя участь, что ни говори, – быть на подхвате, – горько подумал Антонов, – тут не на кого обижаться, Игорь тут ни при чем, он всего лишь реалист, и в работе, и в дружбе. Если взглянуть честно, то обиделся я на него сейчас только за то, что он мне не соврал, не покривил душой, не возвысил меня до себя за мои несуществующие заслуги. И он не Моцарт, и я не Сальери, до Сальери мне так же далеко, как ему до Моцарта, – один был высокий профессионал, другой гений. Но Игорь и не претендует, он ясно сказал, что максимум, на что может рассчитывать, – стать рядовым академиком. А кем могу стать я? Никем. Потому что я – никто. Он хотя бы верит в то, что делает. А я исполняю танец коровы на льду и к тому же пытаюсь во время этого танца соединить то, чего нет, с тем, чего быть не может…»

Игорь не врал, что шеф просил его возглавить самый крупный в институте отдел: членкор, который руководил отделом, уже долгое время болел и сам не раз вызывался сложить свои полномочия, тем более что и по возрасту ему это было необходимо, – как бы ни подвигался возрастной ценз, а восемьдесят – это не сорок… Игорь попросил год отсрочки, рассчитывая на Антонова, потому что знал: с Антоновым, с прочным тылом, он станет в институте огромной силой, а без прочного тыла, с замом, которого ему навяжут, так и будет барахтаться в административной суете и никаких плодов от своего начальствования не пожнет, завязнет. А больше всего он боялся завязнуть, бросить тень на свою пока еще безупречную репутацию ученого. Он не разменивался, он шел к цели день от дня, и если бы получил в скором времени отдел, то сразу бы вырвался в самый первый ряд своих коллег. Все это Антонов хорошо понимал.