Том 1. Повести и рассказы. Записки врача

– «Дражайшему благодетелю нашему Ивану Ивановичу Киселеву от Ерофея Тукалина, Ивана Егорова и т. д. письмо». Письмо! – с улыбкою повторил он, мигнув бровями. – «Писали мы вам, что Косяков Петра продал кузницу ценою за 81 р. сер. и хотит, чтоб взять деньги в свою пользу. То поэтому, Иван Иванович, как хотите, так и делайте с ним. Но мы же оным не нуждаемся, потому что в той кузне еще не работали и не нуждаемся оной, а вы, как знаете, так делайте распоряжение»… Ну, и так дальше… «И еще кланяемся вам с благодарностью и просим не оставлять нас, за это будем об вас бога молить за ваши благодетельства нас, бедных людей»… Подписано: «братья артели» такие-то… Да, господа, и что вы там ни говорите, а я их не оставлю! – произнес он прерывающимся голосом, снимая пенсне.

– Какое письмо славное! – сказала Наташа с заблестевшими глазами.

– Ну, во-от! Не правда ли? – спросил Киселев. – Ведь невозможно, господа, так относиться! Книжки вам говорят, что по политической экономии артелями революции вашей нельзя достигнуть, – вам и довольно. А ведь это все живые люди; можно ли так рассуждать?.. Мне и не то еще приходилось слышать: переселения, например тоже вещь нежелательная, их незачем поощрять, потому что, видите ли, в таком случае у нас останется мало безземельных работников.

– Ну, это вы слышали от какого-нибудь молодца с Страстного бульвара![22] – с улыбкою сказала Наташа.

В глазах Киселева мелькнул лукавый огонек.

– Нет, я это полчаса назад за этим столом слышал, – медленно произнес он, вежливо улыбаясь.

Наташа вспыхнула и в замешательстве наклонилась над чашкою.

– На очную ставку готов стать с господином Даевым, – прибавил Киселев.

– Я в этом отношении не согласна с Даевым, – Наташа выпрямилась и глядела в глаза Киселеву с неуспевшею еще сойти с лица краскою. – По-моему, переселения прямо желательны, по-тому что они повысят благосостояние и переселенцев, и остающихся, а это поведет к расширению внутреннего рынка.

Киселев слушал с чуть заметной усмешкою. «Не хочет раскрыть карт!» – думал он. Сергей Андреевич откинулся на спинку стула и с беспощадным, вызывающим ожиданием глядел на Наташу.

– Ну-с, и что же дальше? Для вас это – только маленькое «разногласие» с господином Даевым?.. Странно! – Он усмехнулся и пожал плечами. – Сейчас только сами же вы признали его взгляды достойными Страстного бульвара, а теперь вдруг выходит, что это для вас – так себе, лишь незначительное разногласие!.. Гм! Ну, теперь мне совершенно ясно, почему именно на этом-то бульваре вы и встретили самое горячее сочувствие!

Даев, со стаканом в руках, подошел и остановился, помешивая ложечкою в стакане.

– Скажите, пожалуйста, Василий Семенович, как вы относитесь к переселенческому вопросу? – обратился к нему Сергей Андреевич. Спросил он самым невинным голосом, но глаза его смотрели мрачно и враждебно.

– Слава богу, у нас, оказывается, и переселяться-то некуда, – ответил Даев, видимо забавляясь негодованием Сергея Андреевича. – Можно ли серьезно говорить у нас о переселении? Куль-тура земли самая первобытная, три четверти населения околачивается вокруг земли; этак нам скоро и всего земного шара не хватит. Выход отсюда для нас тот же, что был и для Западной Европы, – развитие промышленности, а вовсе не бегство в Сибирь.

Наташа стала возражать.

Сергей Андреевич слушал, горя негодованием. По такому существенному вопросу они спорили неохотно, с готовностью делали друг другу уступки, – видимо, чтоб только поскорее столковаться и прийти к концу.

– К чему вы, Наталья Александровна, упоминаете о «живых людях», что они для вас? – воскликнул Сергей Андреевич. – Будьте же откровенны до конца: говорите о вашей промышленности и оставьте живых людей в покое. Если бы они грозили, остановить развитие вашего капитализма, то разве вы стали бы с ними считаться? Что значит для вас эта сотня тысяч каких-то «живых людей», умирающих с голоду!

И сейчас же оба они соединились против него, доказывая, что если бы кто-нибудь мог остановить развитие капитализма, то и разговор был бы другой, при данных же условиях ничто остановить его не в силах.

Сергей Андреевич стал яро возражать, но положение его в споре было довольно неблагоприятное: в экономических вопросах он был очень не силен и только помнил что-то о рынках, отсутствие которых делает развитие русского капитализма невозможным. Противники же его, видимо, именно экономическими-то вопросами преимущественно и интересовались и засыпали его доказательствами. Сергей Андреевич чувствовал, что они видят слабость его позиции, и его одинаково раздражал и снисходительный тон возражений Даева, и сожаление к нему, светившееся в глазах Наташи.