Том 1. Простаки за границей, или Путь новых паломников

Динамитом своей сатиры писатель взрывал «священные заветы», о которых с замиранием сердца говорила американская печать, говорили священники, буржуазные политики, романисты, воспевавшие «бизнесменов» и «сильных людей». Он высмеивал фальшивый патриотизм фанстоновского типа, «патриотизм» империалистических захватчиков, бичевал «христианские добродетели» убийц и с гордостью признавал себя «изменником».

О том, какая обстановка сложилась тогда в Америке, можно судить по нескольким строкам из письма Верещагина, устроившего за океаном выставку своих картин. «Сегодня, на предложение мое, — писал он жене из США в 1902 году, — водить на выставку, по дешевой цене, детей, я получил ответ, что картины мои способны отвратить молодежь от войны, а это, по словам этих господ, нежелательно…»[6]

Твен не считался с тем, что казалось желательным или нежелательным подобным господам. Он печатал свои антиимпериалистические статьи в журналах, издавал их в виде брошюр, зачитывал как речи. Когда издательство «Харпер» отказалось опубликовать памфлет Твена «Монолог короля Леопольда», в котором бельгийский, король назван «диким зверем» (ведь он «денег ради ежегодно калечит, убивает и обрекает на голодную смерть полмиллиона бедных, беспомощных туземцев Конго»), автор предложил Ассоциации реформ в Конго принять этот памфлет к изданию без какой-либо оплаты. В американские собрания сочинений Твена памфлет не включен и по сей день. Единственный известный нам отрывок из саркастического «Приветствия от ХІХ века XX веку», в котором говорится, что «христианские державы» обесчещены пиратскими налетами на Китай, Южную Африку и Филиппины и что их «душа полна подлости, карманы полны наживы, рот полон святошеских лицемерных слов», был напечатан в газете, а затем воспроизведен Антиимпериалистической лигой.

Несколько лет подряд Твен диктовал воспоминания о прошлом и заметки о событиях современности, составившие то, что теперь обычно называют его «Автобиографией». Он прерывал рассказ о счастливых днях раннего детства на ферме дяди Кворлза, чтобы излить желчь по поводу нового преступления американских милитаристов, хладнокровно уничтожавших филиппинские племена.

Писатель касался не только сфер внешней политики. С недоброй усмешкой писал Твен об упражнениях мультимиллионера Джона Д. Рокфеллера-младшего по части толкования библии. Он создал убийственный портрет американского сенатора Кларка, пустослова и мошенника, а также людей, подхалимничающих перед Кларком и ему подобными. Если политиканы и капиталисты периода «позолоченного века», подобные Джею Гулду, подорвали, как говорит Твен, «высокие моральные принципы», то в XX веке их последователи — кларки, гугенгеймы и другие — умудрились «сгноить всю постройку от крыши до погреба и расшатать ее так, что уже, видимо, никакой ремонт не поможет».

Мысль о том, что создавшееся в Америке положение невозможно исправить при помощи «ремонта», Твен повторяет настойчиво, упорно. Показательны его полные трагизма письма друзьям: священнику Твичелю, Гоуэлсу и другим.

Только тогда, когда увидят свет сотни еще не известных писем и десятки ненапечатанных произведений Твена, в которых он осуждал «свой век, свою страну, человеческую породу» (так пишет консервативный биограф Кеннет Эндрюз, имевший доступ к некоторым его неопубликованным рукописям), только тогда в полной мере раскроются перед миром тайники сознания писателя. Но и те письма, которые уже появились в печати, позволяют получить представление о глубине отчаяния, охватывавшего Твена. Видимо, не зря в своих ответных письмах Твичель испуганно упрашивал его отказаться от «ужасных еретических мыслей», прятать их от всех и уж во всяком случае не обнародовать их в печати.

В одном письме начала века Твен, подводя итоги всем своим раздумьям о смысле буржуазного прогресса, резко осуждает его с этической и социальной точки зрения. «ХІХ век добился прогресса… гигантского прогресса! — восклицает он. — Но в чем? В создании материальных ценностей. Крупные успехи… которые увеличивают благосостояние многих и делают жизнь более трудной для не меньшего числа людей. Но стало ли на свете больше справедливости? Можно ли это утверждать? Думаю, что нет… Высочайшим идеалом сделались деньги. Жажда денег существовала всегда, но до нашего времени не было… такого безумия, такого сумасшествия. Эта жажда денег привела к загниванию целых наций, она сделала их жестокими, убогими, бездушными, бесчестными, превратила их в угнетателей».

В «Деревенских жителях 1840-1843» (это неопубликованное произведение, из которого читателям известны только отдельные отрывки, было написано Твеном, по-видимому, в самом конце его жизни) Твен говорит, что погоня за богатством в Америке, связанная с открытием золота в Калифорнии, породила жестокость и цинизм, столь характерные для современности.