Читаем Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии полностью

Орфей спускается по белому, будто заснеженному склону. Вскарабкивается на другой холм. Направляется к тропинке, вьющейся между кустов. Мы видим «Роллс-ройс», стоящий на обочине дороги. Орфей бегом спускается к машине. Машина, крупно. Шофер спит… Орфей трясет его.


Орфей(кричит). Где мы? (Шофер просыпается и вылезает из машины. Открывает дверцу и отступает в сторону.) Я спрашиваю вас, где мы!

Эртебиз. Я не знаю, мсье. Мне приказано дождаться вас и отвезти домой.

Орфей. Где принцесса? Где шале?

Эртебиз. Не угодно ли будет мсье сесть в машину…


Орфей влезает в автомобиль, не отводя глаз от шофера. Тот хлопает дверцей и садится за руль. Хлопает другой дверцей. Зажигание. «Роллс-ройс» трогается с места.


День. Одна из комнат в доме Орфея. Она вполне комфортабельна и служит столовой. Здесь есть даже небольшая кухня с газовой плитой. Много книг. На столе, за которым обычно едят, кипа журналов. Слева в глубине — небольшая дверь, выходящая на садовое крыльцо, лестница, похожая на судовой трап, ведет через люк в потолке в спальню Орфея и Эвридики. Сквозь лестницу виден стоящий под ней диван… Эвридика сидит у окна, выходящею в сад и на дорогу. Рядом с ней Аглаоника и комиссар полиции. Аглаоника говорит по телефону.


Аглаоника(в трубку). Нет, нет, эта дама останавливалась в отеле «Трем». Позовите директора. (Передает трубку комиссару. Портье отеля «Трем».)


Портье. Господин директор, вас к телефону.


Комната в доме Орфея.


Комиссар. С вами говорит комиссар по особым делам… Извиняюсь, что еще раз вас побеспокоил. Вы что-нибудь узнали? Алло! Алло! Алло! Не разъединяйте!


Телефон в отеле «Трем».


Директор. Я могу всего лишь повторить то, что я вам сказал, господин комиссар. У нас не проживала никакая дама, которая походила бы на ваше описание, и я не видел никакого «Роллс-ройса».


Комната в доме Орфея.


Комиссар. Я зайду к вам через два часа. Извините. (Вешает трубку.)


В кадре: Эвридика сидит, Аглаоника стоит, комиссар вешает трубку и начинает ходить взад-вперед.


Комиссар. Просто невероятно! Невероятно! Ни в отеле «Фабьюс», ни в отеле «Де Монд».

Эвридика. Он не вернется. (Рука Аглаоники ложится на ее плечо. Легонько его потряхивает.)

Аглаоника. Не надо… не надо… спокойно. Мужчины всегда возвращаются. Они такие нелепые.

Эвридика. Но где же он? Где он может быть?

Аглаоника. Лгать бесполезно. Он с этой женщиной.

Эвридика(встает). Нет! Нет! В это я никогда не поверю. А вы, вы, господин комиссар, скажите ей, что это не так! Вы же знаете Орфея…

Комиссар. Мадам!.. Мадам!..

Эвридика. Скажите ей, что это не так! Скажите…

Комиссар. Мне трудно ответить. Ваш брак представляется мне идеальным. Но бывает, что мужчины теряют голову… (Эвридика отворачивается к стене.)

Эвридика. Боже мой! Боже мой! (Комиссар проходит за ее спиной и направляется к Аглаонике.)

Комиссар. Это очень неприятная история.

Аглаоника(тихо). Вы не боитесь скандала в прессе?

Комиссар(тихо). Нет, нет. Я отдал строгие распоряжения. И вообще, журналисты ничего не знают.


Звонят у садовой калитки. Комиссар вздрагивает.


Аглаоника(смотрит в окно). Это журналист, мой дорогой комиссар.


Аппарат показывает Эвридику, которая плачет, повернувшись лицом к стене.


Эвридика. Что там такое? (Устремляется к двери.)


Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия