Том 1. Проза, рецензии, стихотворения 1840-1849

10. «Наш век». Подпись: «М. Салтыков. Февраль 1844 г.». — «Современник», 1844, № 4, стр. 231. Автограф неизвестен.

11. «Весна (Из моих отрывков)». «У…ву, в воспоминанье прежнего», то есть, вероятно, кн. П. Урусову, однокурснику Салтыкова, исключенному из лицея в конце 1842 года; но, может быть, и Ф. С. Усову, воспитаннику X курса (С. Mакашин, Салтыков-Щедрин, стр. 308). Подпись: «М. Салтыков. Март 1844 г.». — «Современник», 1844, № 4, стр. 340–341. Автограф неизвестен.

В автобиографической заметке 1858 года Салтыков-Щедрин, вспоминая о поэтических увлечениях своей молодости, писал: «В то время Лицей был еще полон славой знаменитого воспитанника его, Пушкина, и потому в каждом почти курсе находился воспитанник, который мечтал сделаться наследником великого поэта». Мечтал об этом и лицеист Салтыков, относившийся к своему поэтическому призванию со всей серьезностью и жаром юности. Свое первое напечатанное стихотворение «Лира» Салтыков посвятил Державину и Пушкину. Отношение к Пушкину как «величайшему русскому художнику» сохранилось у Салтыкова на всю жизнь.

В целом, особенно по форме, стихотворения Салтыкова не выделялись на общем фоне бесчисленного множества романтических и псевдоромантических созданий Бенедиктова, Губера, Бернета и др. Но за беспомощной и явно подражательной романтикой стихов Салтыкова уже ощущалась неудовлетворенность жизнью, «злая печаль» от сознания разлада между юношескими идеалами и казарменным бездушием окружающей жизни. Негодующая муза Лермонтова увлекла Салтыкова своей скорбной рефлексией, в которой Белинский видел содержание и задачу поэзии XIX века. «И кто же из людей нового поколения, — писал критик о стихотворении Лермонтова «Дума», — не найдет в нем разгадки собственного уныния, душевной апатии, пустоты внутренней и не откликнется на него своим воплем, своим стоном?.. Если под «сатирою» должно разуметь не невинное зубоскальство веселеньких остроумцев, а громы негодования, грозу духа, оскорбленного позором общества, — то «Дума» Лермонтова есть сатира, и сатира есть законный род поэзии»[146]. Словно откликаясь на призыв Белинского, Салтыков почти перефразировал «Думу» в стихотворении «Наш век». При всей своей художественной незрелости оно уже проникнуто настроением суровой печали, созвучной будущему творчеству писателя[147].

Салтыков так и не стал поэтом. Очень скоро он выступил самым беспощадным критиком своих увлечений, язвительно высмеивая уже в повестях сороковых годов всякий «стихотворный разврат». Отрезвление от поэтического «угара» лицейских лет совпало с общей тенденцией литературного развития середины сороковых годов. К этому времени Белинский завершал «поход» против эпигонов романтизма, и к его критике присоединился голос Салтыкова. В «Противоречиях» писатель пародировал мрачно-романтическую тематику своих лицейских стихотворений, характеризуя литературные опыты Граши Бедрягина и Пети Мараева, а в «Запутанном деле» решительно осудил бесплодную созерцательность романтической поэзии в лице любвеобильного поэта Звонского.

Однако стихотворные занятия Салтыкова имели и свои важные последствия, приобщив его к журнальным кругам Петербурга сороковых годов. Недаром сам сатирик, хотя и с оговоркой, утверждал впоследствии «Я в литературе состою с 47 года… или даже с 43 года, когда печатались в плетневском «Современнике» мои первые стихи» (письмо к M. M Стасюлевичу от 7-19 октября 1881 г.).

Из других редакций

<«Так это ваше решительное намерение…»>

При жизни Салтыкова не публиковалось. Впервые напечатано в газете «Русские ведомости!», 1914, 27 апреля, № 97, стр. 5.

Автограф (черновой) хранится в Пушкинском доме. Рукопись не озаглавлена и не датирована.

В настоящем издании воспроизводится по тексту рукописи.