Я ПОМНЮ, как кричал Блейну, что он спас нас всех, и как Блейн кричал мне в ответ, что он не знал заранее, что получится.
— Почему я вообще надеялся на них? Они никому не навредили. Они не уничтожили эсминец. Они не разнесли на куски линкор «Вайоминг», а всего лишь выбросили его на берег. Они не убили пассажиров парома. Они всегда были очень осторожны. Поэтому я понял, что они миролюбивы. А их шар... Гармония в конструкции, гармония цветовой гаммы. Как это было красиво! Красота — вот мера истинного разума, а истинный разум всегда мирный. О, да, они были опасны, бесконечно опасны, и если бы не сочли, что мы достойны жить на Земле, то их решение было бы весьма радикальным. Но они были справедливы, и мы могли воззвать к их справедливости...
Позже, публикуя статьи об этом событии, газеты утверждали, что странный космический корабль испугался подхода военной флотилии. «Поняв, что вооружение у нас лучше, они решили бежать», — писали репортеры.
Возможно, газеты были правы, предположив, что линейная флотилии спугнула захватчиков. Но мне интересно, напугали ли их линкоры. Или слова поэта, который озвучил самую великую мечту человечества, и вид пигмеев, готовых умереть за эту мечту, а может, призыв к их чувству справедливости?
Наверное, мы никогда не узнаем об этом. Вероятно, мы даже не узнаем, откуда они прилетели. Возможно, однажды, когда мы сможем совершать космические полеты, мы встретимся с ними снова на какой-нибудь далекой планете, вероятно, в иной звездной системе. А до тех пор следует помнить, что где-то в глубинах космоса существует такая раса.
А мне нравится вспоминать заключительную сцену.
Флотилия уже приближалась, а шар поднимался ввысь, словно стремясь поскорей убежать. Но на высоте нескольких сотен футов он остановился и неподвижно повис в воздухе. Из его центра вырвался толстый луч, луч, несущий что-то массивное.
Мне нравится вспоминать, как осторожно поставил он на прежний постамент статую, которая до сих пор стоит в гавани и освещает своим факелом весь мир!
Потоки времени
ДЖИМ ДОРН глубоко вздохнул и медленно двинулся по громадному Залу, не отрывая взгляда от металлической двери в конце. Он пытался вести себя так, словно целых двадцать семь лет его жизни не были посвящены подготовке к тому, что сейчас произойдет за этой дверью. Он пытался успокоиться, но знал, что сердце колотится, словно пульсация двигателей межпланетного лайнера. Лоб был весь в поту. Джим вытер его, затем пришлось обтереть ставшую липкой ладонь о штаны.
Он был ошеломлен. В голове мелькали обрывки бесконечных занятий. Джим мрачно пытался избавиться от них. Обучение, письменное и устное, закончилось. Осталось лишь услышать из уст самого Джозефа Брента, какое он потерпел фиаско.
Назад, на Землю, к остальным отсеянным, подумал Джим. Из тысяч кандидатов были выбраны только семь. Но если на Земле экзамены были трудными, то здесь они стали вообще немыслимыми. И конкуренция оказалась ничем иным, как избиением своих оппонентов. В экзаменах принимали участие одиннадцать коричневых карликов с Марса. Математика, казалось, была у них в крови. Может, они немного уступали в психологии трем зелененьким с Венеры. Но Джим не слишком волновался по поводу того, что его победят зелененькие. Они, в общем-то, были весьма хороши, но здесь недостаточно быть просто хорошим. Здесь нужно быть лучшим, почти что полным совершенством!
Наконец, Джим уткнулся в дверь в конце Зала.
Он нажал кнопку в стене. Пока скрытые камеры сканировали его, Джим повернулся и поглядел сквозь толстое стекло круглого окна.
Он был на этой планете уже несколько месяцев. Теоретически, он видел то, что было снаружи, достаточно часто, чтобы успеть привыкнуть. Но всякий раз, глядя в окно, он все больше ненавидел эту планету. Плутон был холодный... такой же холодный, как и бесплодный, совершенно лишенный жизни. Простой взгляд в окно заставлял горячую кровь превращаться в лед, несмотря на то, что Джим был защищен массивными стенами огромной лаборатории, которой на деле и являлась База Плутона.
Джим содрогнулся. На мгновение он забыл, зачем находится здесь. Забыл даже сами экзамены. Забыл обо всем, кроме внешней среды, такой же холодной, как космическое пространство, мрачной и угрожающей.
Затем дверь распахнулась. Джим повернулся от окна и вошел в приемную. Технический секретарь Джозефа Брента поднялся ему навстречу.
— Доброе утро, мистер Дорн, — приветствовал он Джима с гордой и одновременно почтительной улыбкой.
Джим отшатнулся, услышав это невероятное приветствие.