Алешка — обычный человек. Сейчас — октябренок. Потом пионером станет. Чуть позже — комсомольцем. Вполне взрослый, серьезный человек — Алешка.
В яслях Алешка был. В детский сад ходил. Сейчас учится. Уже в третьем классе. По арифметике — пять с минусом. По русскому — три с плюсом.
От роду Алешке десять, но тоже пока с минусом. Десять будет через несколько месяцев.
И все же Алешка странный человек, не похожий на всех других.
Во-первых, Алешка не любит ложиться спать.
Это — раз.
Два — другое.
Когда Алешку загонишь в постель, он начинает хитрить.
— Давай поговорим! — говорит Алешка. — Ну, две минутки!
— Давай поговорим, — соглашаюсь я и сажусь рядом с Алешкой на его постель в темной комнате.
И мы говорим.
Говорим о всяком — об улице нашей и о школе, о том, что Алешка видел по телевизору, и о машинах.
— А ты «Запорожец» новый видел?
— Видел, — говорю я.
— А я не видел. Зато я «Волгу» новую видел. Знаешь, как здорово! Она…
— Знаю, — соглашаюсь я. — А разве «Жигули» хуже? По-моему, «Жигули» не хуже, особенно — фургон…
— Верно!
— Еще что?
— А почему сейчас в цирке Олег Попов не выступает? — перескакивает Алешка.
— Наверно, он выступает в других городах или в других странах, — отвечаю я. — А ты знаешь, что Олег Попов очень любит книжки читать? Не как ты!..
— Ну, папочка! — восклицает Алешка. — Я тоже люблю…
Поговорили. Хватит! Все хорошо! Вроде бы и спать можно.
Но, оказывается, нет!
Алешка просит всех по очереди:
— Давай поговорим!
Нас много: дедушка, бабушка, мама, старшая сестра Клава и я.
— Что делать будем? — спросила мама. — Нельзя же так! Парень засыпает в результате этих «поговорим» в одиннадцать.
Мы собрались на тайное от Алешки семейное собрание и решили: надо как-то перехитрить хитрого Алешку.
Договорились: перехитрить! И не просто перехитрить, а с пользой для Алешки.
Алешке я сказал:
— С сегодняшнего вечера все говорят по очереди. Начнем со старших. Сначала — дедушка. Это на сегодня. Бабушка — завтра. Послезавтра — я. Послепослезавтра — мама. Ну, а Клава, как самая молодая среди нас, не считая тебя, на послепослепослезавтра тебе выделяется. Только, чур, разговор о серьезном. Согласен?
— И я хочу о серьезном, — сказал Алешка. — Ясно, согласен!
Рассказ второй
О дедушке и о том, о чем рассказал дедушка
— Дедушка, давай поговорим! — попросил Алешка, когда лег в постель.
— Давай, — согласился дедушка. — Только о чем?
— О чем-нибудь…
— Вот Клаву нашу сегодня в комсомол приняли…
— Ну и что? Подумаешь, меня тоже примут, когда мне четырнадцать лет будет…
— Важное событие! А ты ее даже не поздравил…
— Я поздравил. Просто тихо — вы не слышали… Ну, давай, дедушка, поговорим!
— Тогда, хочешь, расскажу тебе, как я молодым был?
— Расскажи!
— Расскажу… Был я лет пятьдесят назад молодым, как ты, ну чуть постарше. Лет на шесть. Работал на Путиловском заводе в Петрограде, в Ленинграде по-нынешнему. В пушечной мастерской. Сначала подмастерьем, учеником, а потом настоящим рабочим. Токарем. Делали мы пушки. Ну, не такие, как сейчас, а по тем временам пушки.
Трудные это годы были. По десять четырнадцать часов работали. И еще боролись с хозяевами, капиталистами. Как раз Февральская революция наступала.
Мы, молодые, конечно, за революцию, чтобы свергнуть проклятых капиталистов вместе с царем! Бастовали…
Вот тут и вышла у меня неувязка, неприятность большая.
Мастером у нас был Христофор Васильевич. Все знали, что он хороший человек, большевик.
Однажды бросился я к нему:
«Я тоже, Христофор Васильевич, хочу против царя воевать!»
«Как?»
«Я все знаю, — говорю. — Вы против царя, и я против!»
Посмотрел на меня мастер и говорит:
«То, что против, догадываюсь, а вот стрелять ты умеешь или не умеешь, не знаю».
«Не умею», — признался я.
«Не умеючи против никак нельзя, — шепнул мне Христофор Васильевич. — Научись сначала…»
Стал я учиться стрелять. Из винтовки и нагана. Старшие ребята помогали. Тайно, чтоб никто не видел. Уезжали по воскресеньям подальше от завода, за город. Там и тренировались.
Как-то, когда мы так занимались стрельбой — на окраине это было, на свалке, — появляется вдруг Христофор Васильевич. Вроде бы поначалу и удивился:
«Чем это вы, ребята, занимаетесь?»
А потом говорит:
«Есть важная новость. Центральный Комитет Российской социал-демократической рабочей партии сообщает: твердыни русского царизма пали, по всей России поднимается красное знамя восстания!..»
Это все было в феврале, как я уже говорил.
И вот октябрь, семнадцатый год.
Штурмовали мы вместе с революционными матросами и солдатами Зимний дворец. Охраняли Смольный, откуда Ленин Владимир Ильич руководил революцией…
С Владимиром Ильичем я тогда лично беседовал.
Встретил меня Ленин у входа в Смольный, спрашивает: «Рабочий?»
«Рабочий, — говорю, — с Путиловского».
«Молодой. Сколько же лет-то, товарищ?»
«Да уж немало, товарищ Ленин, — отвечаю. — Пятнадцатый год. Два года на Путиловском».
«Революция — дело молодое, — сказал Владимир Ильич. — И вам, рабочей молодежи, надо объединяться, чтобы бороться за дело революции, защищать ее».