Том 1. Стихотворения

Чем были заполнены отсутствующие ныне шесть листов копии – остается неясным, за исключением листа, заполненного стихотворением «Ахилл». Окончание этого стихотворения сохранилось вверху 20-го листа. Вписанное же Н. Л. Баратынской является несомненно позднейшими добавлениями, в одной части копирующими композицию, в другой состав самого сборника «Сумерки». Так записи начальных слов стихотворений «Всегда и в пурпуре и в злате» и «Благословен, святое возвестивший» отвечают местонахождению этих стихотворений в «Сумерках». Запись «Ахилла» восполняет вырезанный лист с этим стихотворением. Не совпадающее с расположением «Сумерек» местонахождение этой записи может быть объяснено просто наличием здесь свободного места. Неясно только происхождение дважды повторяющейся в копии эпиграммы «Коттерии». Не исключена до конца возможность, что эти записи подобно записи «Ахилла» восстанавливают текст эпиграммы, первоначально находившейся на одном из утраченных ныне листов или же добавленной к сборнику во второй (см. ниже) копии и вымаранной там цензурой. Однако наличие одновременно двух записей в разных редакциях, из которых одна черновая, заставляет думать, что Н. Л. Баратынская вписывала эпиграмму после смерти Баратынского по его рукописям.

Стихотворения, воспроизведенные в копии писарской рукой, снабжены многочисленными пометками цензора и поправками Баратынского. Некоторые поправки сделаны Баратынским независимо от требований цензуры и представляют собой стилистическую правку. В «Сумерки», однако, вошли не все. В ряде случаев Баратынский вернулся к первоначальному тексту копии.

Отсутствие на копии цензурного разрешения свидетельствует, что она не была пропущена цензурой и возвращена Баратынскому для требуемых исправлений. Сборник, несомненно, вторично представлялся в цензуру в другой копии, до нас не дошедшей. Можно заключить, что эта копия рассматривалась уже другим цензором, так как ряд непропущенных Флеровым мест вошел в «Сумерки» без изменения.

Цензурное разрешение было дано 10 марта 1842 г., и уже 20 мая того же года А. Семен в «Прибавлениях» к 40-му номеру «Московских Ведомостей» объявлял о поступлении в продажу «отпечатанного на сих днях сочинения Евгения Баратынского „Сумерки“».

В отличие от своих предыдущих изданий (1827 и 1835 гг.), преследовавших цель «полных собраний», Баратынский включил в «Сумерки» только стихотворения 1834–1841 гг., расположив их при этом в виде развертывающего единую тему лирико-философского цикла. В своем общем виде эта тема формулировалась «Последним поэтом» и «Рифмой», стихотворениями, обрамлявшими сборник.

Будучи необычным для русской поэтической и издательской практики тех лет, такого рода строение сборника, равно как и столь же необычное тематическое название его, восходило к типу сборников философской и политической лирики французских романтиков 20-х – 30-х гг. (Ламартин, Виктор Гюго, Барбье). Само название «Сумерки» близко к названию сборника стихов В. Гюго «Les chants du crepuscules» («Сумеречные песни») 1835 г. Приближение «Сумерек» к типу французских сборников философско-политической лирики не случайно. Именно в представленный «Сумерками» период своего творчества Баратынский утверждался как философский поэт. Вошедшие в «Сумерки» стихотворения еще по мере своего появления в журналах характеризовались идеологически близкими Баратынскому критиками как «произведения», «тяжкие глубокою мыслию, отвечающею на важные вопросы века» (Шевырев) и знаменующие «новый», «философский» этап в творчестве поэта (Мельгунов. Подробнее об этом см. Биографию). Сам Баратынский, проектируя в 1839 г. третье полное собрание своих сочинений (не осуществленное), отводил в нем для стихотворений 1834–1839 гг. отдельный «томик» (см. об этом «Е. А. Баратынский… Из Татевского сборника Рачинских», под ред. Ю. Н. Верховского, П., 1916, стр. 54).

Особенности «Сумерек» как стройного цикла философских стихотворений современники не отметили. Исключение составляет Белинский, несмотря на всю свою враждебность к идейно-философским устремлениям Баратынского, в своем отзыве о «Сумерках» не только оценивший в нем «поэта мысли», но и осветивший те условия, которые определили оказанный «Сумерками» прием.

Откликнувшись на появление сборника большой статьей, посвященной творчеству Баратынского в целом («„Сумерки“. Сочинение Евгения Баратынского, Москва, 1842. Стихотворения Евгения Баратынского, Москва, 1835, две части», «Отечественные Записки», 1842, декабрь), Белинский отказался в ней от своей прежней уничтожающей оценки поэта (см. вводное примечание к разделу стихотворений из собрания 1835 г.). Принято объяснять это обстоятельство эволюцией литературно-философских воззрений самого Белинского. Объяснение это недостаточно. Несомненно, что развитие позднего творчества Баратынского по пути философской идейно насыщенной лирики также сыграло свою роль. В целом отзыв Белинского как в разборе отдельных стихотворений, так и в своих общих выводах развертывался в плане критики идейно-философской позиции Баратынского.