Хрустя по серой гальке, он прошелПокатый сад, взглянул по водоемам,Сел на скамью… За новым белым домомХребет Яйлы и близок и тяжел.Томясь от зноя, грифельный журавльСтоит в кусте. Опущена косица,Нога — как трость… Он говорит: «Что, птица?Недурно бы на Волгу, в Ярославль!»Он, улыбаясь, думает о том,Как будут выносить его — как сизыНа жарком солнце траурные ризы,Как желт огонь, как бел на синем дом.«С крыльца с кадилом сходит толстый поп,Выводит хор… Журавль, пугаясь хора,Защелкает, взовьется от забора —И ну плясать и стукать клювом в гроб!»В груди першит. С шоссе несется пыль,Горячая, особенно сухая.Он снял пенсне и думает, перхая:«Да-с, водевиль… Все прочее есть гиль».
1908
Отчаяние
*…И нового порфирой облеклиИ назвали владыкою Ирана.Нож отняли у прежнего тирана,Но с робостью, с поклоном до земли.В Испании — рев варварского стана,Там с грязью мозг копытами толкли…Кровоточит зияющая ранаВ боку Христа. — Ей, господи, внемли!Я плакал в злобе; плакал от позора,От скорби — и надежды: я годаМолчал в тоске бессилья и стыда.Но я так жадно верил: скоро, скоро!Теперь лишь стоны слышны. В эти дниЗвучит лишь стон… Лама савахфани?
1908
«В полях сухие стебли кукурузы…»
*В полях сухие стебли кукурузы.Следы колес и блеклая ботва.В холодном море — бледные медузыИ красная подводная трава.Поля и осень. Море и нагиеОбрывы скал. Вот ночь, и мы идемНа темный берег. В море — летаргияВо-всем великом таинстве своем.«Ты видишь воду?» — «Вижу только ртутныйТуманный блеск…» Ни неба, ни земли.Лишь звездный блеск висит под нами — в мутнойБездонно-фосфорической пыли.