Том 1. Стихотворения

Маргарита прокралась в светелку,
Маргарита огня не зажгла,
Заплетая при месяце косы,
В сердце страшную мысль берегла.
Собиралась рыдать и молиться,
Да на миг на постель прилегла
И заснула. — На спящую Дьявол
До рассвета глядел из угла.

На рассвете он встал: «Маргарита,

Дорогое дитя, покраснел,
Скрылся месяц за синие горы,
И петух на деревне пропел, —
Поднимись и молись, Маргарита,
Ниц пади и оплачь свой удел:
Я недаром с такою тоскою
На тебя до рассвета глядел!»

Что ж ты, Гретхен, так неторопливо

Под орган вступила в двери храма?
Что ж, под гром органа, так невинно
Ты глядишь на огоньки престола,
А склоняешь кроткие ресницы
Так спокойно? Вот уж скоро полдень,
Солнца луч все жарче блещет в купол:
Скоро все замрет благоговейно,

Колокольчик зазвенит навстречу

Жениху небесному, — о Гретхен,
Что ж ты не бледнеешь, не рыдаешь,
А тиха и радостна, как ангел,
Неневестной Лилии подобна?
Бог прощает многое — ужели
Любящим, как ты, он все прощает?

<1926>

«Только камни, пески, да нагие холмы…» *

Только камни, пески, да нагие холмы,
Да сквозь тучи летящая в небе луна, —
Для кого эта ночь? Только ветер, да мы,
Да крутая и злая морская волна.

Но и ветер — зачем он так мечет ее?

И она — отчего столько ярости в ней?
Ты покрепче прижмись ко мне, сердце мое!
Ты мне собственной жизни милей и родней.

Я и нашей любви никогда не пойму:

Для чего и куда увела она прочь
Нас с тобой ото всех в эту буйную ночь?
Но господь так велел — и я верю ему.

<1926>

«Земной, чужой душе закат!..» *

Земной, чужой душе закат!
В зеленом небе алым дымом
Туманы легкие летят
Над молчаливым зимним Крымом.

Чужой, тяжелый Чатырдах!

Звезда мелькает золотая
В зеленом небе, в облаках, —
Кому горит она, блистая?

Она горит душе моей,

Она зовет, — я это знаю
С первоначальных детских дней,—
К иной стране, к родному краю!

Отрывок («Старик с серьгой, морщинистый и бритый…») *

Старик с серьгой, морщинистый и бритый,
Из красной шерсти вязаный берет,
Шлыком висящий на ухо сто лет,
Опорки, точно старые копыта,
Рост полтора аршина, гнутый стан,
Взгляд исподлобья, зоркий и лукавый, —
Мила мне глушь сицилиан,
Патриархальные их нравы.

Вот темный вечер, буря, дождь, а он

Бредет один, с холодным ветром споря,
На дальний мол, под хмурый небосклон,
К необозримой черни моря.
Слежу за ним, и странная тоска
Томит меня: я мучаюсь мечтами,
Я думаю о прошлом старика,
О хижинах под этими хребтами,
В скалистой древней гавани, куда
Я занесен, быть может, навсегда…

Портрет («Бродя по залам, чистым и пустым…») *