IЯ долго был в чужой стране, Дружин Днепра седой певец,И вдруг пришло на мысли мне К ним возвратиться наконец.Пришел — с гуслями за спиной — Былую песню заиграл…Напрасно! — князь земли родной Приказу ханскому внимал…IIВ пустыни, где являлся враг, Понес я старую главу,И попирал мой каждый шаг Окровавленную траву.Сходились к брошенным костям Толпы зверей и птиц лесных,Затем что больше было там Число убитых, чем живых.IIIКто мог бы песню спеть одну? Отчаянным движеньем рукЗадев дрожащую струну, Случалось, исторгал я звук;Но умирал так скоро он! И если б слышал сын цепей,То гибнущей свободы стон Не тронул бы его ушей.IVВдруг кто-то у меня спросил: «Зачем я часто слезы лью,Где человек так вольно жил? О ком бренчу, о ком пою?»Пронзила эта речь меня — Надежд пропал последний рой;На землю гусли бросил я И, молча, раздавил ногой.
Опять вы, гордые, воссталиЗа независимость страны,И снова перед вами палиСамодержавия сыны,И снова знамя вольности кровавойЯвилося, победы мрачной знак,Оно любимо было прежде славой:Суворов был его сильнейший враг.
Благодарю!.. вчера мое признаньеИ стих мой ты без смеха приняла;Хоть ты страстей моих не поняла,Но за твое притворное вниманье Благодарю!* * *В другом краю ты некогда пленяла,Твой чудный взор и острота речейОстанутся навек в душе моей,Но не хочу, чтобы ты мне сказала: Благодарю!* * *Я б не желал умножить в цвете жизниПечальную толпу твоих рабовИ от тебя услышать, вместо словЯзвительной, жестокой укоризны: Благодарю!* * *О, пусть холодность мне твой взор покажет,Пусть он убьет надежды и мечтыИ всё, что в сердце возродила ты;Душа моя тебе тогда лишь скажет: Благодарю!
У врат обители святойСтоял просящий подаяньяБедняк иссохший, чуть живойОт глада, жажды и страданья.Куска лишь хлеба он просил,И взор являл живую муку,И кто-то камень положилВ его протянутую руку.Так я молил твоей любвиС слезами горькими, с тоскою;Так чувства лучшие моиОбмануты навек тобою!
IЧума явилась в наш предел;Хоть страхом сердце стеснено,Из миллиона мертвых телМне будет дорого одно.Его земле не отдадут,И крест его не осенит;И пламень, где его сожгут,Навек мне сердце охладит.IIНикто не прикоснется к ней,Чтоб облегчить последний миг;Уста, волшебницы очей,Не приманят к себе других;Лобзая их, я б был счастлив,Когда б в себя яд смерти впил,Затем что, сладкость их испив,Я деву некогда забыл.