Том 1. Стихотворения

22 июля 1921 года Поплавский записывает в дневнике: «Гатарапак. Я читал доклад… Потом были прения. Футуристические танцы. Шел обратно с Карским. Говорили о Терешковиче. О его магнетизме». «Осенью 1921 года, – пишет Довид Кнут, – в „Хамелеоне“ появился поэт-кавказец Евангулов. С присущей его землякам энергией он сплотил вокруг себя „праздношатающихся“ поэтов, приобрел поддержку у известных критиков и художников и дал новой группе имя[21] „Палата поэтов“»[22].

В газетах стали появляться одобрительные отзывы, стены «Хамелеона» тотчас же заполнили портреты участников группы, выполненные самим Судейкиным, а потолок расцвечивала всеми цветами радуги модернистская эротика Гудиашвили (который вскоре вернулся в Россию), и «„Палата поэтов“ гостеприимно распахнула двери перед широкой публикой»[23], но не перед Поплавским, который тщетно пытался в нее вступить, о чем свидетельствует дневниковая запись от 28 сентября 1921 г.: «Обедал, пошел к Барту, говорил о „Гатарапаке“ и что я хочу попасть в „Палату поэтов“ (в которую так и не попал)», – текст в скобках приписан Поплавским в 1935 году. Однако в «Палате» Борис читает свои «адские» стихи – «Морского змея» и «Трагедию луны».

Приехав из Константинополя в Париж в ноябре 1921 года с целью пропагандировать русскую авангардистскую поэзию, Илья Зданевич, живший в то время у своего друга художника Михаила Ларионова, уже в начале декабря выступает в кружке в качестве оппонента (вместе с В.Бартом, М.Ларионовым и С.Ромовым) по поводу доклада К.Терешковича «Позор русского искусства (Русские в Осеннем салоне)». Зданевич вскоре возобновляет свой «Университет 4Г» – объединение футуристов, созданное им еще в Тифлисе.

Судя по дневнику Поплавского, именно на Монпарнасе он познакомился и со Зданевичем, чья незаурядная личность сразу привлекает его, и с Ларионовым, который сочувственно отнесся к опытам начинающего художника. Эта дружба с годами не ослабевала: в архиве Поплавского сохранился рисунок Ларионова с дарственной надписью на французском языке («Моему дорогому другу Поплавскому»). К тому же Н. И. Столярова рассказывала А. Н. Богословскому, что они с Поплавским ходили в гости к Михаилу Ларионову и Наталье Гончаровой в Фавьере, местечке на юге Франции (т. е. в 1932 и 1934 гг.). И наконец, известно, что Ларионов оказал изрядную финансовую помощь для посмертного издания стихотворного сборника Поплавского «Снежный час» (1936).

Среди начинаний «Палаты поэтов» можно назвать «Вечер Сергея Шаршуна», известный под названием «Дада Лир Кан», состоявшийся 21 декабря 1921 года. На нем выступали французские поэты-дадаисты (впоследствии принявшие название «сюрреалистов»), среди которых Луи Арагон, Андре Бретон, Филипп Супо и американский дадаист Ман Рэ; знаменитая пианистка Жермен Тайфер, жена художника Леопольда Сюрважа, исполняла «музыку-дада», Сергей Шаршун читал доклад о дадаизме, Валентин Парнах представлял «графические танцы». И это еще неполная программа вечера. Впрочем, судя по записи Поплавского, дело не обошлось без скандала: «французские дадаисты ругали публику».

Последний – семнадцатый – вечер «Палаты…» предложил публике «Новогоднюю трепанацию акробата» по случаю выхода в свет книги В.Парнаха «Карабкается акробат» (с портретом автора работы П. Пикассо и «фаллическими» поэмами).

Несмотря на эту кипучую деятельность, на новые знакомства и впечатления, Поплавский сильно страдает от одиночества: отец его подолгу отсутствует, писем из дома – из Москвы – нет, иногда ему не хватает денег даже на кашу в русской столовой.

Постоянное состояние крайней бедности удручает Бориса. Он носит старое длинное пальто отца с белым воротником, из-за которого многие сторонятся его, принимая за гомосексуалиста. Он влюблен, едет в Академию, надеясь на встречу с любимой девушкой, а «из ботинка высовывался палец», и ему «было стыдно». Случались, однако, и минуты веселья: 17 января 1922 года он записывает: «Пошли в кафе, играли в снежки на rue de Rennes, потом у Maine строили бюст Карла Маркса из снега…» И вдруг ловишь себя на мысли, что Поплавскому в это время всего восемнадцать лет, а Терешковичу, который два года скитался по голодной, охваченной Гражданской войной родине, – двадцать.