Том 1. Стихотворения и поэмы 1910-1927

Оттого ли, грустя у хруста,
у растущего остро стука,
синева онемела пусто,
как в глазах сумасшедших – мука?

Раздушенный ли воздух слишком,
слишком скоро тоской растаяв,
как и я по кричащим книжкам
лишь походку твою оставил?

Или ветер, сквозной и зябкий,
надувающий болью уши,
как дворовые треплет тряпки,
по тебе свои мысли сушит?

Он, как я, этот южный рохля,
забивающий весны клином,
без тебя побледнел и проклят,
и туда – если пустишь – хлынем.

Забывай нас совсем или бросься
через звезды, сквозь злобный круг их,
чтоб разбить этих острий россыпь –
эту пригоршню дней безруких.

1916

«Когда земное склонит лень…»

Когда земное склонит лень,
выходит стенью тени лань,
с ветвей скользит, белея, лунь,
волну сердито взроет линь,

И чей-то стан колеблет стон,
то, может, пан, а может, пень…
Из тины тень, из сини сон,
пока на Дон не ляжет день.

А коса твоя – осени сень, –
ты звездам приходишься родственницей.

1916

«Как желтые крылья иволги…»

Как желтые крылья иволги,
как стоны тяжелых выпей,
ты песню зажги и вымолви
и сердце тоскою выпей!

Ведь здесь – как подарок царский –
так светится солнце кротко наш,
а там – огневое, жаркое
шатром над тобой оботкано.

Всплыву на заревой дреме
по утренней синей пустыне,
и – нету мне мужества, кроме
того, что к тебе не остынет.

Но в гор голубой оправе
все дали вдруг станут твёрстыми,
и нечему сна исправить,
обросшего злыми верстами.

У облак темнеют лица,
а слезы, ты знаешь, солены ж как!
В каком мне небе залиться,
сестрица моя Аленушка?

1916

«Царь играет на ветреных гуслях…»

Царь играет на ветреных гуслях
у зверей молодого села;
на снега, засиневшие грустью,
упадали морщинки с чела.

Лев, лицом обращенный ко звездам,
унесенные пляской олени,
на Него ополчившийся ростом
слон, лазури согнувший колени.

Все, сосущее солнечный разум,
поднимавшее силу и славу,
про тебя пролетевшим рассказом
приминает шуршащую траву.

Но, расправив над горечью зори
и закинув росы рукава,
царь ушел, унося их во взоре,
перестав за тебя ликовать.

1916

«У подрисованных бровей…»

У подрисованных бровей,
у пляской блещущего тела,
на маем млеющей траве
душа прожить не захотела.

Захохотал холодный лес,
шатались ветви, выли дубы,
когда июньский день долез
и впился ей, немея, в губы.

Когда старейшины молчат,
тупых клыков лелея опыт, –
не вой ли маленьких волчат
снега залегшие растопит?

Ногой тяжелой шли века,
ушли миры любви и злобы,
и вот – в полете мотылька
ее узнает поступь кто бы?

Все песни желтых иволог
храни, храни ревниво, лог.

1916

Через гром