Том 1. Стихотворения и поэмы 1910-1927

Серп на ущербе притягивает моря,
и они взойдут на берег, шелками хлюпая
Вот волн вам, их ропот покоряя,
привидится эскадра белотрубая.
Герб серба сорвала слишком грубая
рука. Время Европу расшвырять!
Пусть рушатся колени зданий в огне,
пусть исказится за чертою черта
поношенной морды мира. Божьего гнева
я слышу голос у каждого рта.
Страны ли стали вам дороги? Слышите,
          больше их нет:
Дания – знак с колокольни, Бельгия –
          выстрел с борта.
Матерой материк в истерике,
пули изрешетили его дочерей черепа,
скоро уже – о, вы не верите? –
вам, вам, вам выступать, –
только стальной Америки
выдвинется презрительная губа.

[1914]

Весна войны

Захлестанная ветрами слепая лошадь – весна
кричала от страха боли, туманов бельма
          выкатывая.
Я вышел узнать, в чем дело, что улица стала
            тесна,
зачем столпилась на площади, плача, толпа
           плакатовая?
Но только ступил с подъезда – и сам захлебнулся
             от слез:
ее уже подкосило, и только из грязи гривы флаг
трепался над мостовой, и я его вам принес
и пару ног ее, трижды ветрами вывихлых.

Смотрите: здесь нет и помина
того, что прошло на земле,
чье солнце, как пламя камина,
потухло величия лет.

Где разом сарматские реки,
сгибаясь железной дугой,
открыли ледяные веки
и берег явили нагой.

Где в свивах растерзанных линий
запела щемящая давка –
как тысячеструнных Румынии –
сердец, покачнувшихся навкось.

То – взора томителен промах,
то – сердце, отгрянувши, ухнет,
а сколько отпущено грома
в замок запираемой кухни!

Полков почерневшая копоть
обвешала горные тропы,
им любо, им бешено топать
в обмерзшие уши Европы.

И пали осенние травы
пугливого конского храпа,
где, ранена, Русская-Рава
качает разбитою лапой.

Вы, руки! Держать не можете.
Падите, мертвея, наземь,
пускай боевые лошади
пройдут за кубанским князем.

Вы, кони! В привычном ужасе
храпите, осев, на крупы.
Уже в придорожной лужице
купаются тихо трупы.

1916

«Пусть новую вывесят выдумку…»

Пусть новую вывесят выдумку
над стеклами новых наций,
как будто тому в крови дымку
не все равно где взорваться.

Все мысли безумием вымыты,
земля опоясалась в гул…
Теплейте, холодные климаты,
огнем разряжаемых дул.

Ведь пушки дышали розами,
клубами алых и чайных,
и в битву вступили озими,
пылая маков отчаяньем.

И остров Явы рассерженный
проплыл, сотрясаясь в громах,
и остов яви отверженной
за промахом делал промах.

Но чем заглушу, и смогу ли,
печаль одноногих людей,
из вьюг отлетающих в гуле,
прибитых к забытой беде?

Пусть там, на взлетевших Карпатах,
качаются снега цветы,
но – эти улыбки горбатых
из чертополоха свиты.

И к этому морю ледовитого мужества
путей не найдет ядовитое дружество.

1916