Том 1. Тихие зори

Степан знал, что это самый удивительный, великий день его жизни.

XLIV

– Ты рассказал обо мне Пете? – спросила Ольга Александровна Алешу. – Как же он отнесся?

– По-моему, правильно, – сказал Алеша. – Он теперь другую любит, чего ж там.

Ольга Александровна помолчала, потом вздохнула и ответила:

– Да, вероятно, правильно.

Она выглядела еще несколько худей и тоньше, чем в то время, когда ее знал Петя. С тех пор она успела похоронить отца, осталась совсем одна, и решила на небольшие средства, полученные по наследству, жить в Италии. В Риме случай свел ее с Алешей.

– Конечно, – прибавила она, – что было, то нужно хоронить. Все же, я не прочь была бы повидать его.

– Ты его любила, – сказал Алеша.

– Все это кончилось неопределенно, прошло, но у меня к нему осталось доброе чувство. Впрочем, когда я вспоминаю, мне кажется, что, может быть, этого и не было вовсе.

Она взяла его за руку.

– Ты для меня все заслонил. – Она вздохнула. – Ты! Он мечтал, млел, и если и любил меня, то какой-то странной любовью. А ты мужчина, ты взял…

Она засмеялась, встала и прошлась по комнате.

– Слабый мы народ, женщины! Нас нетрудно покорить. Ну, да ладно. Во всяком случае, хорошо, что ты меня покорил.

Смеясь, Ольга Александровна поцеловала его в лоб.

– Притворство, – сказал Алеша, – ты вовсе не слабая. Любишь меня, и слава Богу. А кончится любовь, тоже, значит, так надо.

Ольга Александровна присела на ручку кресла, глядела на него ласково, и накручивала на палец прядь его волос.

– Уж ты расскажешь, расскажешь! Я, ведь, тебя знаю.

– Это все прекрасно, – прервал Алеша. – А во Фраскати мы опоздаем, это тоже факт.

Действительно, стены Велизария, куда выходили окна их пансиона, погружались в тень. Много народу выходило уже из виллы Боргезе, расходясь по домам. Поминутно брали кого-нибудь из извозчиков, стоявших на углу.

Хлопали бичи.

– Едем, едем!

Они быстро оделись, вышли и по теплым, солнечным улицам Рима покатили к Stazione Termini[64], откуда шел трам во Фраскати.

– Не знаю, – сказал Алеша, садясь в элегантный, двухэтажный вагончик, – не забыл ли этот Piccolo[65], что завтра условились на охоту. Ленив, и как дорвется до вина, не оттащишь.

Он говорил о знакомом трактирщике во Фраскати, который держал для художников, извозчиков и прочей мелкоты ресторанчик под названием «Roma sparita»[66]. Этот Piccolo Uomo[67] был толст, весел, и, как многие итальянцы его класса, – записной охотник.

– Этой твоей страсти не сочувствую, – сказала Ольга Александровна. – Не могу взять в толк, – что тут хорошего?

Алеша посвистал.

– Начинаешь философствовать. Что хорошего в убийстве, зачем жизнь у птиц отнимать? Любопытно, вот и все тут.

Трам пробежал у Латерана. На вечернем небе вычерти-лась толпа апостольских статуй. Скоро открылась Кампанья.

Все здесь было, как всегда: и акведуки, и стада курчавых баранов с пастухами в кожаных штанах, и голубые дали гор, и ощущение пустыни, вечности, величия.

– Все-таки, ты не прав, – сказала Ольга Александровна. – Помнишь, в гробнице Латинской дороги летящих гениев? Это символ жизни. Древние считали жизнь священной.

– Может быть, – ответил Алеша. – Все-таки, мне хочется на охоту.

Он ничего больше не сказал, но мог бы прибавить, что ему также очень хочется в Геную, уплыть матросом на океанском пароходе, видеть разные земли, любить женщин разных стран, цветов, характеров. Он не говорил о том, что интересуется и дочерью Piccolo Uomo, и хорошенькой албанкой с Испанской лестницы – и еще многим другим.

Между тем, трамвай стал подыматься в гору. По склонам тянулись виноградники. Все это золотело в солнце, а далеко внизу, в глубине покойной равнины, лежал удивительный город Рим. Купол св. Петра, господствуя над узкой полоской домов, был средоточием пейзажа, его величественным моментом.

Сделав несколько поворотов, вагон остановился. Алеша с Ольгой Александровной слезли на площади маленького городка, с кривыми уличками, старинными колодцами, откуда девушки носят еще воду в кувшинах на головах, как во времена Цицерона.

– Есть хочу, – сказал Алеша.

Надо было подняться еще выше. Они сворачивали вправо, влево, наконец, Ольга Александровна увидела вывеску: «Roma sparita» – al Piccolo Uomo.

Прошли под навесом в небольшой дворик, где расставлены были столы. Виноградник заплел стены, и свешивался вниз, увивая решетку, переброшенную над двориком. Белели гипсы, обломки мрамора, статуэтки: дары задолжавших художников.

Алеша с Ольгой Александровной сели у края, откуда открывалась bella vista[68] на Рим.

Тотчас подлетел Альфредо, черноглазый малый в лакированных ботинках, и по случаю жары – без пиджака.

Они заказывали обед, когда явился и сам Piccolo Uomo. Правда, он не выдавался ростом. Но живот его был замечателен, руки коротки, толсты.

– Для господ, – сказал он, кланяясь, – есть осьминоги из Остии.

Алеша выразил мысль, что завтра они настреляют с ним столько куропаток, что хватит кормить немцев целую неделю.