Том 1. В соболином краю

…Чувство большой горечи и большую радость испытал я за эти дни, проведенные среди ребятишек. В одном дворе они растут «дичками», как росла беспризорная яблонька на асфальте.

И как хороши, как сладки плоды, если присмотреть за яблонькой! Большое счастье, что живут среди нас умные, сердечные люди — Семены Захаровичи и Маргариты Михайловны. Низкий поклон им. Но ноша, которую они добровольно взвалили на свои плечи, очень тяжела. Надо сообща нести эту ношу родителям, всем взрослым, школе…Райкомам комсомола — главное место под этой ношей. Надо искать и привлекать к работе с детьми людей с большим сердцем и большим житейским опытом — они есть в каждом дворе. И надо им помогать. Ведь в каждом дворе есть комсомольцы, каждый из них мог бы взять под присмотр хотя бы одного малыша. Большое счастье стать для маленького человека таким другом, о котором он потом всю жизнь вспоминал бы с благодарностью.

Повернемся лицом к нашим ребятишкам.

Речь ведь идет о самом главном — о молодой человеческой поросли. Она, как нежное деревце. Вовремя не направить — вырастет уродливым и хилым, горькими будут плоды с него.

  _{Москва. 13 сентября 1959 г.}

В степи под Сталинградом

Фото опубликовано 20 сентября 1959 года.

Картинки природы

Захарка

А это обитатель камышей и лесов. Не примите его, пожалуйста, за обычного поросенка. Это настоящий кабан, которого мне посчастливилось сфотографировать на лесном кордоне под Воронежем.

Был жаркий июльский день. Утомленный ходьбой по душному сосняку, я постучался в лесной дворик напиться.

- Батюшки, что это?! — Не успел я захлопнуть калитку и вскочить на старую бочку, как взъерошенный зверь проскочил у самых моих ног и скрылся за плетнем. Кабан! Поджарый, рыло вытянутое, черная холка на спине, а главное — по всему телу проглядывали продольные полосы: кабан! Только молодой. Как он очутился во дворе? Привыкший к лесным сюрпризам, я заключил, что кабан забрел сюда в поисках корма — в воронежских лесах сейчас много кабанов, и они нередко появляются на краю поселков.

Скрипнула калитка, и знакомый лесник схватился за живот, увидев меня на старой бочке. Он сразу понял, в чем дело.

Оказалось, молодой кабан уже три месяца живет на кордоне, а попал он сюда… Впрочем, лучше всего послушать самого лесника Валентина Михайловича Крюкова. Я записал все, как он рассказывал:

«Дело было в апреле. Поплыли мы с отцом по Усманке учет бобрам делать. Теплынь. Солнце на небе такое, словно только что из починки получено — жарит вовсю. Мутная вода из леса целыми речками идет, однако и снегу кое-где еще по колено. У дубняка причалили. Дай, думаю, ребятишкам подснежников насобираю… Гляжу: что за диковина? Муравьиная куча чуть ли не с копну и сверху разворочена… Э-э, вон оно что… Кабаниха себе родильный дом открыла.

Тринадцать штук младенцев друг к другу прижались, на солнышке греются. Маленькие, чуть больше моего кулака, и полосатые, словно их кто мазутом аккуратно выпачкал. Дернул меня бес запустить руку в этот «родильный дом». Трех, какие покрупнее, выбрал. В книжках читал: плохо кабаны неволю переносят. Отчего ж, думаю, самому не испытать? В заповеднике, поди, только спасибо скажут. Рассуждаю этак, слышу — обычно кабаны без шума бегают, не учуешь, как в двух шагах от тебя пройдет, а тут улавливаю: ледок под копытами трещит. Я — подай бог ноги!

Оглянулся — кабаниха в мою сторону несется. А надо вам сказать, зверь это страшнющий. Охотиться на него — все равно что на тигра: мигом кишки выпустит… Мчусь что есть силы вдоль берега. Шапку потерял, а кабанят, со страху что ли, не бросаю. Слышу, вот уже за моей спиной хрустит лед. Бросил одного. Остановилась кабаниха, понюхала и опять за мной. Почему-то забегает в воду, старается спереди меня отхватить.

Раза три так принималась. Это-то меня и спасло. Шарахнулся в лодку. На бате — лица нет. Оттолкнулись от берега, глядим — кабаниха остановилась. В нашу сторону рыло повернула, а в воду не идет. Тощая, грязная, щетина взъерошенная, в трех саженях от лодки стоит. Опомнился я, вижу в рукавице один кабаненок остался. «Ну, раз такое дело, — моргаю отцу, — будем эксперимент делать».

В эти минуты грезится ему, наверное, теплое лесное болото.

Хозяйка у меня тоже обрадовалась:

- Не надо, — говорит, — поросеночка покупать…

Теперь она уже локти кусает. Прорву добра вогнали в Захарку, а корысть какая для хозяйства? Килограммов двадцать весу, не больше.

Обычный поросенок теперь был бы раза в два тяжелее. Однако против лесных братьев наш Захарка раза в два больше ростом, да и весом, пожалуй. Кормили кабана сначала молоком, потом хлебом, овсянкой, зелень всякую сейчас лопает. Бегать страсть как любит и купаться — медом не корми. Да пойдемте-ка, взглянем…»

На дворе стояло корыто с водой. Захарка будто и не заметил нас. Он дремал, стоя в корыте.