«Индийская газета» с публикацией «Происшествие с сэром Роджером Торнтоном» вышла на следующий день с опозданием на добрых три часа. В этом был повинен один странный и зловещий инцидент: редактор газеты мистер Бирендранат На-ороджер и двое служащих, которые, как обычно, после полуночи вместе с ним проверяли перед выпуском номер, бесследно исчезли из закрытого кабинета. Вместо них на полу стояли три фиолетовых желеобразных конуса, а между ними валялся свежеотпечатанный газетный лист. Пока полиция с присущей ей чванливой обстоятельностью сочиняла первые протоколы, государственные учреждения были буквально наводнены бесчисленными донесениями об аналогичных инцидентах.
Люди читали газеты, обменивались мнением и, отчаянно жестикулируя, дюжинами исчезали на глазах повергнутой в ужас толпы, в возбуждении заполнившей улицы. На лестницах, рынках, в переулках — всюду, куда бы ни упал взор, в глазах рябило от множества маленьких фиолетовых пирамидок...
Еще до прихода сумерек население Бомбея сократилось наполовину. Официальное санитарное предписание обязывало немедленно прекратить все внешние сношения. В соответствии с циркуляром гавань была закрыта, дабы воспрепятствовать дальнейшему распространению эпидемии, так как, очевидно, лишь о ней могла идти речь в данном случае. Телеграф работал день и ночь, слог за слогом рассылая через океан, во все концы мира, кошмарное «Происшествие с сэром Торнтоном».
Уже на следующий день карантин был снят как мера явно запоздалая.
Со всех сторон поступали леденящие кровь вести о фиолетовой смерти, вспыхнувшей повсюду почти одновременно и грозившей населению земного шара полным уничтожением. Все обезумели, цивилизованный мир походил на гигантский муравейник, в который деревенский мальчишка сунул свою носогрейку.
В Германии эпидемия прежде всего поразила портовый, падкий до всего сенсационного Гамбург; Австрия с неделю оставалась неуязвимой — как известно, там читают только местную хронику.
Особенно потрясла жителей Гамбурга первая вспышка эпидемии... Ранним утром пастор Штюлькен, достигший благодаря почтенному возрасту глухоты почти абсолютной, сидел за кофе в кругу «чад своих возлюбленных»: старшего, Теобальда, с длинной студенческой трубкой, верной супруги Джетты, Минхен, Тинхен — словом, всех, всех, всех. Дряхлый глава семейства развернул только что полученную английскую газету и вслух зачитал своим домашним «Происшествие с сэром Роджером Торнтоном». Справившись со словом «амэлэн», он хотел подкрепиться глоточком ароматного кофе, как вдруг с ужасом обнаружил себя одиноко восседающим в кругу каких-то кеглей из фиолетовой слизи. В одной еще дымилась длинная студенческая трубка...
Все четырнадцать душ призвал к себе Господь!
Благочестивый старец рухнул без чувств...
Спустя неделю большая часть человечества была превращена в фиолетовое бланманже...
Однако малую толику света все же удалось пролить на эти зловещие события; свершить сие посчастливилось одному немецкому ученому. То обстоятельство, что эпидемия щадила глухих и глухонемых, навело его на совершенно правильную мысль об акустической природе феномена.
В своей одинокой келье он начертал пространный ученый доклад и широко оповестил о своем публичном выступлении.
В целом его анализ состоял из ссылок на малоизвестные индийские традиционные тексты, трактующие о возникновении астральных вихревых флюидов при произнесении некоторых сакральных формул и паролей, — все это он подкрепил новейшими открытиями в области лучевой и вибрационной теории...
Доклад состоялся в Берлине. Зачитывая длиннейшие цитаты из своей рукописи, докладчик вынужден был прибегнуть к помощи рупора — столь невероятно огромной была аудитория.
Эту знаменательную речь заключал весьма лапидарный рецепт: «Ступайте к отоларингологу, он сделает вас глухими и неуязвимыми для слова "амэлэн"...»
Разумеется, едва с губ рассеянного ученого мужа слетел последний звук проклятого тибетского заклинания, как от него и его слушателей остались только мертвые студенистые кегли... Рукопись, однако, уцелела, со временем она стала известной, появились последователи... Таким образом человечество было спасено от тотальной катастрофы.
Через несколько десятилетий — утверждают, что это случится в 1950 году, — земной шар будет населять новое глухонемое поколение.
И вот — нравы и обычаи иные, чины и состояния сменили своих владельцев. Миром правит «Ухо — Горло — Нос». Ноты к средневековым алхимическим рецептам взяты под стражу; Моцарт, Бетховен, Вагнер преданы анафеме, как в свое время Альберт Великий и Бомбаст Парацельс.
Теперь только в застенках музеев с особого соизволения можно увидеть, как дряхлый запыленный рояль скалит свои гнилые зубы...
Постскриптум автора: да поостережется почтенный и благонамеренный читатель громко произносить слово «амэлэн».
Внушение
Свершилось. Теперь, когда моя система доведена до конца, страх более не властен надо мной.