Том 1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

Синклер вскочил и вместо ответа торжествующе постучал указательным пальцем по оконному стеклу... Высокий сухощавый человек поспешно поднимался по улице.

— Повседневные события кажутся иногда — на мгновение — какими-то устрашающе незнакомыми, необычными... Синклер, тебе никогда не приходило в голову, что такие мгновения обычно проскальзывают мимо нашего сознания? Как будто внезапно просыпаешься и, прежде чем тут же заснуть вновь, успеваешь между двумя ударами пульса заглянуть в странный, неожиданный мир, наполненный каким-то загадочным смыслом.

Синклер внимательно посмотрел на своего друга:

   — Что ты хочешь этим сказать?

   — Этот кабинет восковых фигур... Какое-то тревожное чувство охватило меня, когда я туда вошел... — Себалд вдруг запнулся. — Уж очень я сегодня чувствителен. Вот только что: я заметил Мельхиора еще издали, и чем ближе он подходил, тем выше и выше становилась его фигура, и в этом было что-то мучительное для меня, что-то — как бы это сказать? — антитаинственное... Да, пространство способно поглотить любую вещь, будь то тело или звук, мысль, фантазия или событие. Издали мы видим их крошечными, но постепенно они растут — всё, всё, даже то, что невещественно, чему нет необходимости преодолевать пространство. Но я не нахожу нужных слов. Понимаешь, что я имею в виду? Тот же самый закон, видимо, распространяется и на слова!

Синклер задумчиво кивнул.

— Ну, а некоторые события и мысли подкрадываются к нам тайком, словно «там» есть что-то, напоминающее неровности почвы, за которыми они могут спрятаться. Из своих укрытий они выскакивают всегда внезапно и предстают перед нами страшными, загадочными исполинами...

Открылась дверь, и в кафе вошел доктор Кройцер.

   — Мельхиор Кройцер — Кристиан Себалд Оберайт, химик, — представил своих знакомых Синклер.

   — Догадываюсь о причинах, побудивших вас телеграфировать мне, — сказал доктор. — Давнее горе госпожи Лукреции?! Меня тоже всего передернуло, когда я наткнулся во вчерашних газетах на имя Мохаммеда Дараша-Кога. Вам уже удалось что-нибудь выяснить? Это тот самый?..

Посреди немощеной рыночной площади возвышался балаган кабинета восковых фигур, из множества маленьких зеркальных осколков, укрепленных на парусиновом фронтоне, слагалась розетка:

Восточный паноптикум

Мохаммеда Дараша-Кога

под управлением мистера Конго-Брауна

На розетке отражался последний розовый отсвет заходящего солнца. Паруса балаганных стен, пестро размалеванные диким воображением ярмарочного зазывалы, тихо колебались и, когда кто-нибудь из работавших внутри облокачивался на них, вздувались как гигантские щеки.

Две деревянные ступеньки вели ко входу, над которым под стеклянным колпаком стояла натуральной величины восковая фигура женщины, одетая в трико с блестками.

Женщина медленно поворачивала свое бледное лицо и обводила мертвым взглядом стеклянных глаз собравшуюся внизу толпу; достигнув крайнего положения, она ненадолго замирала, словно ожидая какого-то тайного приказа от сидящего за кассой темнокожего египтянина, потом резко, так что разлетались длинные черные волосы, в три приема разворачивала голову в противоположном направлении, чтобы ровно через пятнадцать секунд медленно вернуться в исходную позицию и, обреченно глядя перед собой, повторить все сначала...

Время от времени руки и ноги фигуры судорожно выворачивались, голова запрокидывалась, и она, прогнувшись назад, касалась лбом пяток.

   — Вот откуда эти отвратительные корчи, — сказал вполголоса Синклер и указал на стоявший с другой стороны входа четырехтактный механизм, который работал с каким-то утробным чавкающим звуком.

   — Electrissiti, жизнь, да, все живое, да, — монотонно пробубнил египтянин и сунул программку. — Через полчаса начало, да.

   — Неужели вы думаете, что этот цветной что-нибудь знает о местопребывании Мохаммеда Дараша-Кога? — спросил Обе-райт.

Но Мельхиор Кройцер не слышал: целиком углубившись в изучение программки, бормотал про себя особенно заинтересовавшие его места:

— «Магнетические близнецы Вайю и Дхананджайя (с пением!)». Это еще что такое? А вчера вы этот номер видели? — спросил он вдруг громко.

Синклер качнул головой:

   — Живые исполнители вчера не выступали и...

   — Доктор Кройцер, это правда, что вы были лично знакомы

с Томасом Шарноком, мужем Лукреции? — перебил его Себалд Оберайт.

   — Разумеется, на протяжении многих лет мы были друзьями.

   — И не заметили, что он злоумышляет против ребенка? Доктор Кройцер развел руками:

— Конечно, я видел, как душевная болезнь медленно разъ едала его, но никто не мог предполагать такой внезапной вспышки. Он мучил бедную Лукрецию ужасными сценами ревности и почти не слушал нас, своих друзей, когда мы доказывали ему полную беспочвенность его подозрений. Ничего не поделаешь, идефикс! Когда на свет появился ребенок, мы думали, что теперь их супружеская жизнь пойдет на лад. И уже казалось, что так оно и есть. Однако его недоверие просто ушло вглубь, и однажды мы получили отчаянное послание, в котором сообщалось, что в припадке буйного помешательства он выхватил младенца из колыбели и скрылся.