«Я не знаю другого такого города, как Прага, который бы живущих в нем и стареющих вместе с ним людей столь часто и столь неудержимо, с какой-то прямо колдовской силой манил к местам своего кровавого прошлого. Похоже, это души умерших призывают нас, ныне живущих, в памятные для них уголки города, словно стремясь убедить, что Прага не напрасно названа "порогом", что она и в самом деле является порогом между "тем" миром и "этим" — порогом, который здесь много уже, чем где бы то ни было», — писал Майринк много лет спустя в одной из своих автобиографических заметок[37]
, в которой рассказал, как однажды к нему явился какой-то сумасшедший, вообразивший себя потомком легендарной графини Заградки, осужденной на голодную смерть в Далиборке. Безумец клятвенно утверждал, что, находясь по служебным делам в Индии, был инициирован в некий орден, называвшийся Сат Бхаис (Sat Bhais), семь братьев которого на заре времен отправились с некой тайной миссией на Запад; на своем пути они основали ряд поселений, нарекая их одним и тем же именем — «порог». На прощанье, прежде чем бесследно исчезнуть, странный посетитель оставил Майеру индийские и английские адреса своей орденской организации. Каково же было изумление молодого человека, когда на свои письма он получил ответ и убедился, что сумасшедший сообщил ему чистую правду! Оказалось, что орден действительно существует и называется Sat Bhais & Sikka. «В 1760 году и в Праге существовала основанная этой тайной организацией ложа, последним гроссмайстером которой был граф Шпорк. Здание ложи размещалось на месте теперешнего Центрального почтамта. В число орденской братии входили Кола Риенци и Петрарка. В древних анналах ложи значился и граф Заградка...»[38]Интересно, что в архиве Майринка хранится письмо, подтверждающее принадлежность его владельца к «Royal Oriental Order of Ape & of the Sat Bhais». Другое письмо из Манчестера (1895) от орденского брата Харубеля извещает Г. Майера в том, что он наречен новым именем: «The-ravel. This name, when translated in English, would be expressed thus: I go; I seek; I find. This is therefore the Motto of your future life»[39]
.«Все, что могло иметь хоть какое-то отношение к сверхъестественному: колдуны, гадалки, всевозможные сумасброды, изобретатели вечных двигателей, ясновидящие и юродивые — а в Богемии подобной публики всегда было в достатке, — притягивало меня, как наэлектризованная палочка притягивает обрывок бумаги. Дюжинами зазывал я к себе медиумов и, по крайней мере, трижды в неделю ночами напролет предавался спиритической практике в кругу друзей, которых успел заразить своей мономанией.
Семь лет я неустанно совершал этот сизифов труд. Все напрасно: медиумы оказывались либо совершенно непригодными, либо выяснялось, что они сознательные или бессознательные шарлатаны. В общем, водить себя за нос я не позволял, а профессиональная ловкость рук меня не интересовала...
Не прошло и двух лет, а меня уже терзали сомнения, которые становились все сильнее: что, если знаменитые исследователи, изучавшие эту темную область, попросту заблуждались?
Нет, я не мог в это поверить. Да и лоцман не переставал нашептывать в глубоком сне, убеждая не прекращать поиски. Казалось, из ночи в ночь кто-то невидимый гнал меня, охаживая ударами беспощадного бича, вперед через очередную непролазную трясину, полную странных обманчивых огоньков. Я скупал все, что появлялось в литературе о медиумизме и сходных темах, — английские, американские, французские и немецкие книги. Одна фата-моргана за другой вставали на моем пути. Часто — ох как часто! — мне хотелось эту загадочную тягу к непостижимому силой вырвать из своего сердца, но всякий раз уже через несколько часов я понимал: слишком поздно. Это сознание приводило меня в ужас, но одновременно я чувствовал в глубине души... тайную радость...
Моя кровь становилась все горячее, честолюбивые мысли жадно вгрызались в мозг, неистовая жажда жизни, какой я теперь и представить себе не могу, буквально сжигала меня, однако когда в чаду от бурно проведенной ночи (странно, но такие ночи были почти неизбежны после случавшихся накануне спиритических сеансов — видимо, в моих психических батареях настолько высоко поднималось какое-то черное, негативное напряжение, что его просто необходимо было как-то разрядить), я уже за полдень продирал глаза, хандра серых будней ни разу не коснулась меня — ни отвращение, ни скука, ни раскаянье: во сне таинственные кузнечные мехи преисподней до белого каления раздували во мне страстное влечение к расположенному по ту сторону Стикса миру.
По свойственному юности легкомыслию мне казалось, что так будет продолжаться всю мою жизнь. Я и не подозревал, что когда-нибудь буду растерзан. Моя судьба пустилась галопом...»[40]